плен, а отнюдь не умирать "смертью героев", которую так восхваляет пропаганда.
	Незыблемость этих принципов может подтвердить любой боец соединения "К". 
Возможно, что в настоящее время сказанное нами покажется кому-нибудь 
неожиданным 
и неправдоподобным: ведь многие легко склоняются к тому, чтобы объяснить успех 
необычайно смелых действий соединения "К" прежде всего волей бойцов к 
самопожертвованию. На самом же деле имело место обратное: "добровольная смерть" 

не пользовалась никакой популярностью. В обоснование упомянутых принципов 
командир соединения вице-адмирал Гейе в свое время писал следующее:
	"Возможно, что и в нашем народе имеется некоторое количество людей, 
которые не только заявят о своей готовности добровольно пойти на смерть, но и 
найдут в себе достаточно душевных сил, чтобы действительно это сделать. Но я 
всегда считал и считаю, что такие подвиги не могут более совершаться 
представителями культурных народов белой расы. Бывает, конечно, что тысячи 
смелых людей в пылу сражения действуют, не щадя своей жизни; это, несомненно, 
часто случалось в армиях всех стран мира. Но чтобы тот или иной человек 
добровольно обрекал себя на верную смерть заранее, за несколько часов или дней 
- 
такая форма боевого применения людей вряд ли сможет стать общепринятой среди 
наших народов. У европейца просто нет того религиозного фанатизма, который 
оправдывал бы подобные подвиги, европеец лишен примитивного презрения к смерти 
и, следовательно, к своей собственной жизни..."
	Опыт постоянно убеждал в том, что для подвигов недостаточно одного 
энтузиазма, какими бы источниками последний ни питался. Подтверждением этого 
может служить, в частности, и история третьего пловца, который вместе с двумя 
своими товарищами должен был подвести торпеду к мосту на реке Орн.
	Этот третий принадлежал к числу восторженных крикунов, так называемых 
"стопятидесятипроцентных энтузиастов". Уже обучение пловцов в монастыре Сан-
Джорджо и в Венецианской лагуне казалось ему слишком медлительным и педантичным.
 
Он придерживался мнения, что на данной фазе войны Германия уже не может 
позволить себе роскошь готовить своих солдат к бою столь тщательно. Нужно ехать 

на фронт, нужно принять участие в боях - и лучше сегодня, чем завтра. И если 
десяти пловцов мало, чтобы проникнуть к цели в расположении противника, то 
следует выпустить двадцать: кто-нибудь из них добьется успеха. На языке моряков 

это называлось "лезть в топку" - занятие, отнюдь не пользовавшееся уважением. 
Когда пришел первый боевой приказ, то "третий", несмотря на сомнения своих 
инструкторов, был включен в десятку боевых пловцов, отъезжавших в Кан. Правда, 
его взяли в качестве резерва, так что плыть ему предстояло только в случае 
непредвиденных изменений в составе боевой группы, но такие изменения как раз и 
произошли в связи с автомобильной аварией, при которой пострадали четыре боевых 

пловца.
	И вот наступило время "принять участие в боях". Условия для старта были 
какими угодно, только не благоприятными. Сначала огневой налет артиллерии 
противника. Потом неожиданное погружение торпеды на дно реки. Лихорадочные 
усилия, направленные на то, чтобы вернуть ей плавучесть. Старт намного позже 
назначенного срока. Сознание того, что придется плыть бесконечные километры по 
реке шириной всего в 200 м, оба берега которой заняты противником. Внезапно 
возникшая опасность не успеть своевременно, то есть до рассвета, вернуться 
назад... Все это вместе взятое морально сломило "третьего". Нервы его не 
выдержали. Неожиданно оказавшись в критической точке, он переступил невидимую 
границу...
	Группа пловцов еще не пробыла в воде и минуты, когда "третий" стремительно 
бросился к берегу. Остававшиеся на месте старта люди увидели это и побежали к 
нему по береговому откосу. Тот вылез из воды.
	- Ноги, - сказал он.
	- Что с ногами?
	- Ласты, - сказал он снова.
	Посмотрели на ласты, но ничего особенного не обнаружили.
	- Жмут, - пожаловался "третий".
	Но каким голосом это было произнесено! Остальные переглянулись.
	- А ну, давай в воду, - оказал один из них.
	Но "третий", видимо, думал лишь об одном: только не это! Он вцепилея в 
землю. "Только не это!" Он говорил еще многое. А потом заплакал. Мужество 
совсем 
покинуло его, нервы не выдержали. Люди стояли вокруг в смущении. Здесь ничего 
нельзя было сделать. Не приходилось говорить и о трусости. Это было бы 
неуместно 
и несправедливо по отношению к участникам подобных отчаянных операций. Ведь в 
их 
среде действовал неумолимый закон: либо у человека хватало мужества, сил, 
нервов, либо он должен был отказаться от участия в диверсии. Такова была 
альтернатива.
	Альберт Линднер и Ули Шульц устали ждать. Им, действительно, давно пора 
было действовать, если они хотели выполнить задание. Оба молодых кандидата в