О.Э. Мандельштам.       

           Прежде чем перейти к истории дивизии СС Викинг, нам представляется 
необходимым хотя бы вкратце коснуться истории гитлеровских «охранных отрядов» – 
СС. А это, в свою очередь, не представляется возможным без того, чтобы хотя бы 
вкратце коснуться темы НСДАП как таковой, ее глубинной сути, скрытых и явных 
движущих сил.  
            Начнем с констатации, что Национал-социалистическая германская 
рабочая партия (НСДАП)85 фактически стала первой политической партией, которой 
удалось наиболее эффективно использовать символически-ритуальные средства с 
целью добиться максимально возможного пропагандистского эффекта и, таким 
образом, привлечь на свою сторону всех тех колеблющихся, которые по каким-либо 
причинам оказались не способными (или не испытывали желания) вникать в 
идеологические глубины национал-социалистического учения. В этом заключалось 
одно из ее несомненных преимуществ перед всеми политическими конкурентами – 
законченная художественность, своя, неповторимая эстетика, которой и  в помине 
не было ни у одной другой политической партии «веймарской»86 Германии. Хотя на 
свою эстетику претендовали и Немецкая (Германская) Национальная Народная партия 
(НННП), и Социал-Демократическая партия Германии (СДПГ), и Коммунистическая 
Партия Германии (КПГ), и их лозунги, съезды, слова также имели чисто 
художественное значение и не несли, в сущности, никакой смысловой нагрузки… В 
чем же секрет поистине феноменального успеха и притягательности для широких 
масс именно национал-социалистических пропагандистских средств? В различный 
популярных (а порой претендующих на на наукообразность) публикациях настойчиво 
утверждается (иногда напрямую, но чаще – исподволь), будто лозунги, облачения, 
символы и ритуалы национал-социалистов (а в особенности – СС) якобы несли на 
себе явную оккультную, сатанинскую и, самое главное – антихристианскую нагрузку.
 Как же обстояло с этим дело в действительности?
             Еще задолго до появления на политической арены 
национал-социалистического движения многие (преимущественно левые) политические 
силы стремились извлечь практическую выгоду из символов. Интересное в этом 
плане свидетельство оставил не кто иной, как сам Адольф Гитлер в своем 
программно-автобиографическом труде «Моя борьба», название которой у нас 
почему-то предпочитают приводить в немецком варианте – «Майн Кампф» -, не 
переводя его на русский язык 87 (возможно, потому, что, в соответствии со 
штампами традиционного «совкового», а сели брать еще шире – «революционного» 
мышления, слово «борьба» ассоциировалось и ассоциируется преимущественно с 
чем-то «положительным», то есть «прогрессивным» – прежде всего с «борьбой за 
свободу» и т.п., и потому «негоже верному марксисту-ленинцу, носителю и 
пропагандисту самого передового в мире учения и мировоззрения» применять этот 
положительный эпитет к творению «бесноватого фюрера», врага прогресса и 
мирового революционного развития!):
                «До сих пор у нас не было ни своего партийного знака, ни 
знамени. Это стало вредить движению. Без этих символов мы не могли уже обойтись 
ни сейчас, ни тем более в будущем. Партийным товарищам нужен был значок, по 
которому они уже по внешнему виду могли бы узнавать друг друга. Ну, а в будущем 
уж конечно нельзя было обойтись без известного символа, который мы к тому же 
должны были противопоставить символам красного Интернационала.
                Я уже с детства знал, какое большое психологическое значение 
имеют подобные символы и как действуют они, прежде всего, на чувство. После 
окончания войны88 мне однажды пришлось наблюдать массовую марксистскую 
демонстрацию… Море красных знамен, красных повязок и красных цветов89 – все это 
создавало неотразимое внешнее впечатление. Я лично смог… убедиться, насколько 
гигантское впечатление производит такое волшебное зрелище на простого человека 
из народа».  
                 Как совершенно верно отмечает молодой современный российский 
историк Дмитрий Жуков, именно национал-социалистам90 (или, говоря шире, 
«фашистам»), вполне усвоившим этот перенятый у левых радикалов опыт, удалось 
выработать свой, совершенно уникальный стиль, отчасти способствовавший широкую 
мобилизацию масс, направленную на достижение партийных целей НСДАП. К слову 
сказать, в идеологической сфере в недрах национал-социалистической партии 
существовало такое неимоверное количество всевозможных фракций, группировок, 
мнений и компетенций, что порой создается впечатление, будто партия держалась, 
кроме железной воли фюрера (несомненно, обладавшего незаурядными 
организаторскими способностями), только на общности стиля (и в том числе – на 
общности символов, эмблем и ритуалов). Не зря известный социолог швейцарского 
происхождения Армин Молер, известный исследователь феномена «консервативной 
революции», подчеркивал: «Фашисты, похоже, легко смиряются с теоретическими 
несоответствиями, ибо восприятия они добиваются за счет самого стиля…Стиль 
господствует над убеждениями, форма – над идеей»91. А в 1933 году немецкий 
поэт-экспрессионист Готфрид Бенн, находившийся под впечатлением 
«национал-социалистической революции», торжественно провозгласил, что «стиль 
выше истины!»92 В определенной (и притом немалой) мере сказанное относится не 
только к консервативно-революционным, фашистским национал-социалистическим, но 
и к левым, и в особенности – леворадикальным партиям, движениям и организациям 
– достаточно посмотреть хотя бы на наших современных «либеральных демократов» 
или «национал-большевиков», у которых «девяносто пять процентов – стёб, и лишь 
пять процентов – идеология».

                                          Знак «плюс» с загнутыми концами