разбитую пушку, «Тигр» Виттмана тут же натолкнулся еще на очередное советское 
противотанковое орудие. Взвод из роты Венсдорфа был окружен группой советских 
средних танков Т-34, которые уже подбили 1 германский «Тигр». Незамедлительно 
поспешив на помощь Венсдорфу, Виттман одну за другой подбил три 
«тридцатьчетверки». Всего же за этот день он, как уже говорилось выше, вывел из 
строя восемь танков и семь противотанковых орудий неприятеля.

       Нет никакого сомнения в том, что почти все эсэсовцы Лейбштандарта 
испытали в тот день подобный порыв. Однако были среди них и пессимисты. Так, 
штурмман СС Гюнтер Борхер записал в тот день перед началом наступления в своем 
дневнике: «Я числюсь в команде огнеметчиков, и мы будем идти впереди роты. Это 
чистое самоубийство. Прежде чем открыть огонь, мы должны подойти к красным на 
30 метров. Пожалуй, пора писать завещание».

        Германским гренадерам предстояло пересечь минные поля и ворваться в 
красноармейские окопы, защищенные не только минными полями, но и многослойными 
заграждениями из колючей проволоки. Преодолев под шквальным огнем все эти 
препятствия, они вступили с красноармейцами в рукопашную схватку с применением 
ручных гранат, пистолетов, автоматов, карабинов, штыков, ножей для ближнего боя,
 а  иногда и саперных лопаток, которыми разбивали черепа неприятельских солдат, 
а порой отрубали им головы (если лопатки были хорошо наточены). Что же касается 
плотности советских минных полей, то германским саперам приходилось 
обезвреживать до 40 000 мин в день.
  
       В первую половину второго дня операции Цитадель продвижение ЛАГ 
замедлилось из-за плохой погоды. Внезапно выскакивавшие из естественных укрытий 
танки Красной армии то и дело переходили в контратаки и сметали команды 
огнеметчиков. Запись в журнале высшего командования за 6 июля 1943 года нельзя 
было назвать оптимистической: поскольку эффект внезапности достинут не был, 
красный фронт прорвать не удалось. А это означало, что оба фланга атакующего 
корпуса СС оказались открытыми для советских контрударов. Правда, в том же 
боевом журнале было записано, что за 8 июля германцы уничтожили 400 советских 
танков, но чуть ниже было отмечено, что в корпусе СС из 400 танков «Пантера» в 
исправном состоянии осталось только 200. Многие бойцы танковых экипажей приняли 
здесь свой первый бой и, бросив подбитые машины, были вынуждены искать укрытия 
в окопах от всеиспепеляющего огня неприятеля.
 
      Германские «Тигры» были защищены мощной броней и вооружены 
всесокрушающими 88-миллиметровые пушками. Однако эти тяжелые танки были весьма 
неповоротливыми. Их скорость на пересеченной местности достигала всего 20 
километров в час, а запас хода составлял всего 96 километров512. 
Противотанковые самоходные орудия («ягдпанцеры», «истребители танков» или 
«охотники за танками») «Слон» («Элефант»)513, более известные под неофициальным 
названием «Фердинанд», которое они получили в честь своего конструктора 
Фердинанда Порше, хотя и обладали толстой броней, имели слишком слабую подвеску,
 которая часто ломались и делала их неподвижными целями. В рамках операции 
Цитадель в составе ударной германской группировки действовали 653-й и 654-й 
истребительно-противотанковые полки514, каждый из которых имел на вооружении по 
45 «Элефантов».  Но самый большой шок германцы испытали от самих «Т-34». 
Танкисты ЛАГ отмечали их необычную, по сравнению с другими советскими и 
германскими танками (в особенности – «Тиграми»), маневренность и высокую (даже 
на подъеме) скорость. Большое преимущество Красной армии заключалось в том, что 
«Т-34» являлись продуктом массового серийного производства, в результате чего 
их потери  были не такими болезненными для советской стороны, как потери 
немногочисленных «Тигров» – для германской. По крайней мере, именно такое 
положение, судя по всему, сложилось во время битвы на Курской дуге. В журнале 
боевых действий германского Верховного командования говорилось об уничтожении 
663 советских танков, что намного превышало потери германских танковых частей. 
Однако советские потери были легко восполнимы, в то время как немцы не имели 
возможности быстрой замены подбитых в бою или   вышедших из строя по иным 
причинам боевых машин. Большие потери германские танковые части понесли от 
налетов советской штурмовой авиации, использовавшей против них сбрасываемые 
россыпью небольшие термитные бомбочки.

       Удар, нанесенный частями ЛАГ в северо-восточном направлении вдоль дороги 
Тетеревино-Прохоровка, юго-восточнее реки Псёл, оказался весьма эффективным. 
Оберштурмфюрер СС Рудольф фон Риббентроп, сын германского  имперского министра 
иностранных дел (заключившего в 1939 году германо-советский пакт с Молотовым) и 
командир 6-й роты 1-го танкового полка СС, в ходе наступления в районе между 
Прохоровкой и Тетеревиным, столкнулся со 154 советскими танками и батальоном 
красной пехоты. На участке фронта протяженностью 180 метров боевая группа 
Риббентропа-младшего потеряла 3 из входивших в ее состав 7 боевых машин, но 
сумела пробить брешь в советской обороне, открыв германцам путь на Обоянь 
(расположенную всего 60 км от главной цели наступления войск Третьего рейха – 
города Курска). И все же взятие Прохоровки, расположенной  юго-восточнее Курска,
 оказалось невозможным, как из-за сильного сопротивления советских войск, так и 
из-за моря грязи, образованного проливными дождями. На южном направлении 
советская 5-я гвардейская танковая армия атаковала части II танкового корпуса 
СС Пауля Гауссера, но успеха не добилась. 10 июля войска советского 
Воронежского фронта (10 корпусов) перешли к обороне. На равнине южнее от Курска