отремонтированные орудия, танки и пулеметы как можно быстрее, не позднее вечера,
 доставить в Нижне-Чирскую. Действительно, во второй половине дня стали 
поступать первые орудия. Полковник Зелле, прибыв в Тормосин, энергично 
поддержал это мероприятие. Он буквально все дочиста вывез из мастерских, 
заставил ремонтные отряды работать днем и ночью и почти ежедневно доставлял 
оружие и боеприпасы.




Подхлестываемые страхом…


Я стремился побывать во всех боевых группах. На легковом вездеходе я проделал в 
обратном направлении тот путь, по которому прибыл не более суток назад. Уже 
накануне никак нельзя было сказать, что на дороге сохраняется порядок. Но 
теперь я не находил слов, пораженный тем, какой хаос порожден паническим 
бегством.

Не прекращался поток солдат, подхлестываемых страхом. К моей машине приблизился 
отряд, состоявший примерно из двадцати немцев и румын. Все они были без оружия, 
небриты, в лохмотьях.

— Откуда идете, к какой части принадлежите? — спросил я немецкого унтер-офицера.


— Мы из 4-й танковой армии. Мы отстали от наших частей. Русский следует за нами 
по пятам, господин полковник.

— Это чепуха. Вы видите, я еду туда, откуда вы пришли. Там уже развернут новый 
фронт. Почему вы не воюете? Вы что, решили бросить своих товарищей на произвол 
судьбы? И где вообще ваше оружие?

— Мы водители, господин полковник. Наше оружие в машинах.

— А где машины?

— Мы были вынуждены их оставить в одной деревне. Иначе мы бы не выбрались. 
Повсюду уже русские. Уже два дня мы голодаем.

— Явитесь к коменданту Нижне-Чирской, это вон то селение за лесом. Там вас 
накормят. И выспитесь прежде всего как следует, тогда все предстанет в другом 
свете.

Они провожали меня удивленными взглядами, когда моя машина вновь двинулась по 
направлению к Верхне-Чирской. Видимо, им было непонятно, как можно ехать 
навстречу страшной опасности. А я не понимал, как могли так быстро пасть духом 
немецкие войска, как случилось, что так безвольно отступили те самые солдаты, 
которые всего несколько месяцев назад, уверенные в победе, шествовали по 
донским степям. Был ли это страх за собственную жизнь? Или боязнь плена? 
Усомнились ли они, наконец, в самом смысле войны?




Оборона без тяжелого оружия


В Верхне-Чирской я встретил полковника Микоша. Его боевая группа развернулась 
всего на расстоянии около полутора километров от противника. Но ее землянки и 
окопы были хорошо оборудованы. Солдаты по очереди могли поспать в домах, 
расположенных за линией фронта, которые, однако, то и дело обстреливались из 
«катюш». А у Микоша не было ни одного орудия или миномета для того, чтобы 
отвечать противнику. Еще более серьезным было положение боевой группы 
полковника Чекеля на придонском плацдарме, которую я вслед за этим посетил. Она 
окопалась на опушке леса, и ее то и дело атаковали небольшие советские 
подразделения, не дававшие солдатам покоя. Отсутствие тяжелого оружия было для 
них еще опаснее, чем для Микоша.

— Без артиллерийской поддержки, — заметил полковник Чекель, — мы здесь долго не 
продержимся. Нам необходимо хотя бы несколько танков.

— Мастерские в Тормосине направят в Нижне-Чирскую все исправные тяжелые орудия, 
подвезут боеприпасы. Я надеюсь вам завтра кое-чем помочь, — утешал я его, 
добавив еще несколько слов о предпринятых утром оборонительных мерах. Затем я 
отправился дальше к вновь созданной боевой группе Гебеля. В соответствии с 
отданным приказом она окопалась западнее Верхне-Чирской, километрах в двух 
южнее железной дороги.

Отряд капитана Гебеля численностью примерно 150 человек имел только одну