— Слушаюсь, господин полковник!

На другое утро около шести часов я поехал по придонскому шоссе к мосту у 
Песковатки. Там находился VIII армейский корпус. Уже много дней соединения 
Красной Армии обрушивались на его дивизии. Потери убитыми и ранеными быстро 
возрастали. Командир корпуса генерал артиллерии Гейтц встретил меня словами:

— Вы должны нам помочь пополнением, и притом немедленно. Если русские будут нам 
так досаждать, мы не сможем обеспечить успешную оборону, хотя мы все делаем, 
чтобы уменьшить потери, укрепляя по крайней мере наши позиции.

— Мы делаем все, что в наших силах, господин генерал. Но пока мало чего 
достигли, — ответил я и рассказал ему о моем полете в Винницу.

— Плохие перспективы. Ничего не остается, как прочесать штабы и тыловые части.

Паулюс поручил мне проехать из Песковатки на командный пункт 295-й пехотной 
дивизии. Он сам собирался туда полететь на «физелер-шторхе». Я простился с 
генералом Гейтцем и двинулся по направлению к Сталинграду.

Примерно через полчаса я увидел командный пункт в степи. Там стояли два 
«физелер-шторха» и несколько автомобилей. Паулюс уже был там и беседовал с 
командиром LI армейского корпуса генералом фон Зейдлицем, командиром дивизии 
генерал-лейтенантом Вутманом и каким-то генералом авиации, которого я видел 
впервые. То был генерал-полковник фон Рихтгофен, командующий 4-й воздушной 
армией; входившие в ее состав соединения бомбардировщиков и истребителей 
поддерживали наступление на Сталинград. Об их деятельности свидетельствовали 
густые черные облака дыма, которые после 23 августа закрывали горизонт. С 
командного пункта 295-й пехотной дивизии я впервые увидел, как эти клубы дыма 
подымаются в небо. Сам город был скрыт возвышенностью. Поражал контраст между 
красотой природы и разрушениями войны.

В этот прекрасный день позднего лета вся местность купалась в солнечных лучах. 
Но с запада, сопровождаемые проворными истребителями, беспрерывно неслись 
эскадрильи бомбардировщиков — они сбрасывали свой смертоносный груз на город; 
это сопровождалось оглушительным грохотом и облаками дыма.

— И это весь день так, — сказал офицер-сапер, — от города, вероятно, мало что 
осталось. Надо полагать, что падающие градом бомбы уничтожают все живое.

Паулюс наблюдал несколько минут это ужасающее зрелище… Затем он приказал 
командиру дивизии доложить о ходе наступления.

— За последние дни мы очень медленно продвигаемся вперед. Русские ожесточенно 
сражаются. Они используют каждый бугорок для обороны и ни одной пяди не отдают 
без боя. Наши потери растут с каждым шагом, который мы делаем по направлению к 
Сталинграду. Наш наступательный порыв иссякает.

Во время доклада генерала Вутмана я стоял поодаль с офицером связи дивизии.

Этот офицер дополнил сообщение своего командира, заметив:

— Большие потери действуют угнетающе на солдат. Люди приуныли, они не ожидали 
такого упорного сопротивления. Они думали, что через несколько дней окажутся в 
городе и наконец смогут отдохнуть. Но теперь большинство солдат считает весьма 
сомнительным, что мы вообще когда-нибудь возьмем Сталинград. Нам приходится 
серьезно бороться с подобными настроениями.

Дивизия подошла к Дону, насчитывая примерно 13 тысяч человек. После нескольких 
дней боев сохранилась едва ли половина ее состава. Даже генерал фон Зейдлиц, 
который был известен как суровый и бесстрашный военачальник, не скрывал своей 
тревоги по поводу дальнейших перспектив наступления.

Еще утром, во время беседы с генералом Гейтцем, у меня возникла мысль, что надо 
снова полететь в ставку Гитлера. Стало ясно, что нет другого выхода. Паулюс 
согласился с этим предложением.

После того как и генерал-майор Шмидт одобрил мое предложение, я с командного 
пункта по телефону попросил управление кадров в Виннице принять меня на другой 
же день. Начальник моей канцелярии старший фельдфебель Кюппер подготовил для 
меня обзор по личному составу всех дивизий. К этому он присовокупил донесения 
артиллерийских частей и частей связи о численности имеющихся у них кандидатов 
на офицерские должности. Почти 200 человек не могли получить повышения по 
службе из-за недостатка штатных должностей. Я предложил примерно 80 из них 
направить для переподготовки на пехотные курсы близ фронта. Паулюс и Шмидт были 
с этим согласны. К ходатайству о разрешении организовать такие курсы, 
подписанному командующим армией, была приложена программа обучения и 
переподготовки, составленная мною совместно с начальником оперативного отдела.

Случаю было угодно, чтобы в тот же день вместе с текущей почтой прибыло