армейского корпуса. Как он рассказывает, генерал фон Зейдлиц подает нам пример: 
он сжег буквально все — обмундирование, белье, сапоги, фотоаппарат, книги, 
оставил только то, что на нем.

Я не мог удержаться от смеха. Таков именно и был Зейдлиц: пылкий и делавший все 
основательно, не любитель полумер.




Манштейн уклоняется


В эти дни наш штаб ожил: аппарат работал полным ходом — офицеры связи, 
телефонные разговоры, радиограммы, приказы, рапорты. Шмидт был особенно в форме.
 Паулюс почти ежедневно говорил по радио с фельдмаршалом фон Манштейном. 
Большую часть этих разговоров я слышал и застенографировал. Они мало чем 
отличаются друг от друга. Паулюс добивался ответа на свои вопросы: какова 
обстановка у места советского прорыва к западу от Дона? Когда можно 
рассчитывать на приход деблокирующих войск? Восстановлен ли на Чире сплошной 
устойчивый фронт? Приостановлено ли наступление противника? Скоро ли генерал 
Холлидт перейдет в контрнаступление?

Манштейн отвечал скупо, неконкретно, Паулюс сердился, что командующий группой 
армий «Дон», по-видимому, плохо информирован.

— Как я могу принимать здесь какие-либо решения, если я не знаю, что делается 
вокруг, не знаю, что Манштейн и главное командование предпринимают и планируют. 
Я вечно слышу только одно: «Держитесь!» Так мы и делаем вот уже месяц, причем 
погибаем. Похоже на то, что Гот вряд ли продвинется вперед. Части его LVII 
танкового корпуса перешли к обороне.

— Может быть, господин генерал, мы бы выручили Гота, если бы перешли в 
наступление и прорвались ему навстречу, тогда русские вынуждены были бы драться 
на два фронта и распылять свои силы?

— Это-то верно, Адам, но до сих пор Манштейн нам этого не разрешил. Он ведь 
должен санкционировать начало операции под кодовым названием «Удар грома». А он 
молчит и поныне. Гитлер и главное командование все еще хотят, чтобы мы 
удерживали город. И Манштейн боится дать приказ от своего имени, хотя и знает о 
нашем тяжелом положении. Тогда, сразу же после окружения, приказ держаться до 
конца, между прочим, мотивировался тем, что преждевременная сдача города 
повлечет за собой уничтожение группы «А» на Кавказе, которая застряла из-за 
осенних дождей и слякоти.[62 - Группа армий «А» в конце декабря 1942 года 
получила приказ Гитлера об отходе. 31 декабря ее войска начали отход; особенно 
поспешно отступала 1-я танковая армия, действовавшая на левом фланге группы 
армий «А». К 10 января 1943 года она отошла на рубеж Дивное, Пятигорск, а к 22 
января была на рубеже Белая Глина, Сальск. К этому моменту армии оставалось 
пройти 160–180 километров, чтобы отойти за Ростов. А в первых числах февраля 
большая часть войск 1-й танковой армии была уже за Ростовом. Эти данные 
показывают, что сопротивление 6-й армии в котле имело значение для кавказской 
группировки до середины января 1943 г.] Пусть даже этот мотив был правильным до 
конца ноября, но ведь сейчас земля промерзла и на подступах к Кавказу. Тем не 
менее наш прорыв под запретом и сейчас. Как же я могу что-нибудь предпринимать, 
если я не знаю общей обстановки и Манштейн меня неправильно информирует?

Последние слова прозвучали как вопль отчаяния. Казалось, Паулюса раздавит бремя 
возложенной на него ответственности. «Надо надеяться, что он выдержит», — 
подумал я, выйдя от Паулюса.

17 декабря поздно вечером командование группы армий «Дон» сообщило, что 17-я 
танковая дивизия присоединилась к армии Гота и, наступая, переправилась через 
Аксай у Генераловского.

— Будем надеяться, господин генерал, что теперь Гот снова продвинется вперед, — 
заметил я, когда Паулюс меня информировал о случившемся.

— Мы крайне в этом заинтересованы. Если бы эта дивизия на пять дней раньше 
вступила в бой, успех был бы, по моему мнению, обеспечен. Между тем у 
командования Красной Армии оказалось достаточно времени для того, чтобы усилить 
свою оборону. Посмотрим, что нас ожидает завтра и послезавтра.

Как терзало нервы это ожидание! Как расслабляло!

Это сказалось даже на столь деятельном генерал-майоре Шмидте. Когда я предложил 
отобрать из штабов и службы тыла солдат и офицеров для пехотных частей, он хоть 
и согласился, но все же предпочел ждать, пока будет принято решение о нашем 
выходе из окружения.

Ну а противник тоже медлил? Вряд ли можно было так думать. Он действовал, даже