девяностых годах причины, по которым англичане стремились уничтожить Германию 
или хотя бы связать ее, сохраняли свое значение, и от строительства нашего 
флота 
нельзя было требовать, чтобы оно изменило основные мотивы английской политики. 
Достаточно было и того, что флот давал руководителям империи средство 
обеспечить 
Германии, несмотря на окружение, более широкое поле деятельности, ибо одним 
своим существованием он непрерывно увеличивал расстояние между склонностью к 
войне и решимостью англичан начать ее.

В конце 1904 года легкость, с которой совершился поворот Англии во время 
гулльского инцидента{129}, ясно доказала, что свою традиционную вражду к России 

она ставит позади вражды к Германии. После того как Япония в качестве 
английского вассала смирила Россию, Англия увидела, что пришел час, когда одним 

нажатием кнопки она могла привести Россию и Францию в движение против 
Центральной Европы. Однако эта направленная против нас агрессивная политика 
широкого масштаба была лишь условно воинственной. Эдуарду VII и людям его круга 

было бы гораздо приятнее мирно связать Германию, нежели идти на риск войны. 
Строительство германского флота из года в год улучшало для нас перспективу 
англо-германского соглашения, подавляя свойственную Англии склонность к войне и 

давая перевес трезвым английским политикам. Если в первое десятилетие текущего 
столетия гигантское развитие германской промышленности могло еще продолжаться, 
несмотря на отсутствие достаточных военных сил, главным образом потому, что 
Франция и Россия не были, "готовы", то в 1914 году из всех членов Антанты 
больше 
всего колебалась при вступлении в войну Англия. Без германского флота мы не 
смогли бы долго продолжать торговое соревнование, окруженные тремя державами 
Антанты. Благодаря же флоту неизменная напряженность англо-германских отношений 

стала менее опасной. По общему мнению посвященных лиц, в период, 
предшествовавший австрийскому ультиматуму Сербии, она была менее опасной, чем 
на 
протяжении многих-многих лет.

Однако самое позднее с 1903 года государственным принципом Англии стало не 
допускать больше военного ослабления Франции через посредство Германии, равно 
как и вообще нарушения военным путем европейского равновесия в пользу 
сильнейшей 
континентальной державы - Германии. То был самый несчастный момент в истории 
германской политики, когда в июле 1914 года она забыла этот важнейший факт и 
роковым образом подтвердила язвительные слова одного французского офицера, 
сказанные врачу германского лазарета: Vos armees sont terribles, mais votre 
diplomatie c'est un eclat de rire{130}.




2


В первые годы политики окружения Англия еще не принимала всерьез угрозу 
постройки германского флота. Там были убеждены, что на небольшие суммы, 
отпущенные для этой цели, невозможно построить первоклассный флот. Нашу технику 

считали несовершенной, недостаток у нас организационного опыта - чересчур 
большим, и все привыкли к тому, что многочисленные прусские и германские 
проекты 
строительства флота оставались на бумаге. На нашу судостроительную программу 
впервые взглянули иначе лишь в 1904 году. В том году вопреки моему желанию 
Эдуарду VII были показаны на Кильском смотре все корабли, которые мы имели, и 
кайзер торжественно провозгласил тост за вновь укрепляющееся морское могущество 

недавно созданной Германской империи. Король Эдуард отвечал холодно и во время 
смотра наших кораблей обменивался с первым лордом адмиралтейства Селборном 
многозначительными взглядами и словами, которые неприятно подействовали на меня.
 
Англичанам стало не по себе при виде того, как много мы создали при столь 
ограниченных средствах и какого органического развития, превосходившего по 
своей 
планомерности их собственное, мы достигли. Терпеливая укладка камня на камень, 
в 
которой заключался германский способ работы, показалась им опасной также и 
здесь.

Антигерманская направленность концентрации британских эскадр, произведенной 
затем лордом Фишером, была подчеркнута в феврале 1905 года речью гражданского