|
случае они остановили бы нас еще раньше. В этом не мог сомневаться ни один
человек, знающий англичан. Требования уничтожения Германии, раздававшиеся в
английской публицистике девяностых годов, были не единственным признаком того,
что неприятный, но бессильный немецкий конкурент будет разгромлен при первом
удобном случае. Легковерный немец, который не сомневался в своем праве на
экспансию во всем мире, связанную с повсеместным вытеснением английского
влияния, не уяснил себе в достаточной мере чувства старого собственника,
видевшего в нас непрошенного пришельца; к тому же у нас имелось весьма слабое
представление о своеобразной структуре английского могущества и об его
способности затравить германизм с помощью как духовных, так и материальных
средств; лишь война раскрыла истину.
3
План создания германского линейного флота был составлен не в расчете на войну с
Англией{50}. Было бы неуместно как политически, так и стратегически исходить из
возможности нападения на Англию. До 1896 года, т.е. при Каприви, было
распространено представление о том, что Англия есть морское дополнение
Тройственного союза против Франции и России. Не было тогда основания и для
подготовки оборонительных мероприятий против Англии. Разработанный весною 1895
года оперативный план имел ввиду войну на два фронта и в своих деталях
базировался на нейтралитете Англии. Я исходил из той предпосылки, что война
против Франции не должна быть крейсерской и что ее следует начать морским боем.
Этот план был зародышем нашей программы строительства линейного флота;
вследствие неожиданных угрожающих мероприятий британского флота в 1896 году и
все более откровенной зависти наших торговых конкурентов эта программа должна
была учесть появление рядом с французским фронтом также и английского.
После телеграммы Крюгеру англичане создали против нас летучую эскадру. Это
внесло новые изменения в нашу судостроительную программу и заставило Штоша
заострить свой план обороны против Англии, о чем он сказал мне в частном
разговоре. Впрочем, первый официальный оперативный план войны с Англией был
составлен адмиралтейством лишь в двадцатом веке.
Насколько маловероятной казалась раньше флоту английская угроза, насколько
поглощены мы были подготовкой к войне на два фронта, показывает наше отношение
к
договору 1890 года, по которому мы получили Гельголанд в обмен на Занзибар и
другие территории.
В письме к отцу, написанном в 1870 году и содержавшем набросок плана создания
флота, я сам требовал приобретения Гельголанда. Но угроза использования его
французской эскадрой, существовавшая еще в 1870 году, исчезла, когда мы
обзавелись торпедами. О значении же Гельголанда для войны с Англией мы вообще
почти не думали. Остров этот приобрел для нас определенную ценность лишь тогда,
когда я принял технически рискованное решение превратить его в гавань, которая
сделала этот утес опорной базой наших военно-морских сил и затруднила тесную
блокаду нашего побережья (1906 г).
Приобретя этот остров, Каприви исходил не столько из его военного значения, о
котором мы тогда почти не думали, сколько из желания улучшить отношения с
Англией{51}.
Значительные уступки в Африке, которые он сделал, чтобы улучшить "внешний вид"
германского побережья, вызвали тогда в Германии большое недовольство. Сам я в
1890 году не придавал большого значения Занзибару, считая, что более
благоприятные условия развития Германской Восточной Африки направят торговлю к
материку, минуя остров.
В то время, когда шла приведенная выше переписка со Штошем, я уже был намечен
на
пост статс-секретаря. Однако когда рейхстаг выразил Гольману доверие,
рейхсканцлер князь Гогенлоэ не решился произвести перемены в кабинете.
На пасху 1896 года я был назначен командующим Восточно-Азиатской крейсерской
эскадрой и, таким образом, имел счастье еще раз бросить взгляд на заморские
интересы Германии, прежде чем стать во главе морского ведомства и приступить к
выполнению судостроительной программы. В Берлине мне было дано поручение
изыскать на китайском побережье пункт, в котором Германия могла бы создать
экономическую и военную базу.
|
|