Достоверным является лишь то, что все они содержались в заключении в Берлине.
 Сын фельдмаршала, капитан Паулюс, тоже находился под арестом и сидел в 
крепости в Кюстрине. Об аресте капитана Паулюса я узнал от жены его. О том, что 
он сидел в крепости, я узнал из ее писем к нему, которые, как обычно, 
переправлялись через меня в Берлин и которые я прочитывал.
 Беседы с молодыми дамами сводились к рассуждениям об их участи. Ольга говорила 
о своем подавленном на строении, вследствие смерти мужа и ребенка, и о том, что 
она живет исключительно ради ее ребенка Акселя. Лора Паулюс рассказывала, что 
ее не собирались арестовывать из-за грудного ребенка, но из солидарности к мужу 
и потому, что он этого хотел, она «по глупости» настояла на ссылке ее вместе со 
всей семьей. Обе женщины просили меня о помощи. Я обещал и сдержал свое 
обещание.
 Я им посоветовал написать просьбу об освобождении из-под ареста, а обосновать 
ее тем, что они имеют маленьких детей, и эту просьбу направить непосредственно 
мне. Хотя я к этому вопросу никакого отношения ни по служебной, ни по 
территориальной линии не имел, я все же обещал просьбу направить с моим 
ходатайством в Берлин. Этот совет они с благодарностью приняли. Когда я был уже 
в армии (в конце января или в начале февраля 1945 г.), я получил от них эти 
заявления об освобождении из-под ареста, о которых я с ними говорил, и также 
личные письма с их благодарностью мне. Я эти заявления немедленно с моим 
ходатайством направил в Берлин для быстрейшего разрешения СС-группенфюреру 
Мюллеру в РСХА.
 Как реагировали в Берлине на мои обращения, я не знаю, так как с 13 февраля 
Бреславль был окружен русскими войсками. При непосредственной военной угрозе 
Ширлихмюлле их бы эвакуировали. Судя по радиосводкам, до 30 апреля такой угрозы 
не было. Учитывая критическое положение на всех фронтах, сложившееся после 30 
апреля, эвакуация потеряла свой смысл. Думаю, что их пришлось освободить. Мое 
ходатайство было настолько ясно мотивировано, что я полагаю, что в результате 
его эти женщины были вскоре освобождены.
 Оказать помощь дамам меня побудило чисто человеческое чувство. О Паулюсе в 
Германии ничего не публиковалось. Заметке в швейцарской газете о нем, 
написанной очень туманно, я не поверил.
 С женой фельдмаршала я имел короткий разговор только в Бреславле. Она жила 
уединенно. Никто из них о поведении фельдмаршала открыто не говорил со мной. 
Молодые женщины намекали лишь, что не могут себе представить какие-либо 
действия Паулюса против Германии или против Гитлера.
 Незадолго до этого я познакомился с бывшей женой захваченного в плен генерала 
фон Зейдлица, которая находилась в Ширлихмюлле с двумя дочерьми. Я и с ней 
говорил не как чиновник, а как обыкновенный человек, о ее судьбе. Также в этом 
случае я, не будучи на это уполномоченным, предложил РСХА освободить их, так 
как эта женщина не могла знать, что ее муж делает в России.
 Когда я привез семью Паулюс в Ширлихмюлле, фрау фон Зейдлиц и ее две дочери 
как раз были освобождены. Было ли это следствием моего ходатайства, я не знаю.
 Насколько я помню, в Ширлихмюлле находились еще бывшие жены генерала фон 
Ленски и генерала Даммермана (или Даммана). С этими дамами я вежливо и 
корректно разговаривал, предложил им свои услуги, но, в связи с моим переходом 
в армию, в крепость Бреславля, из этого ничего не вышло, так как почта от 
указанных лиц не могла до меня дойти, вследствие окружения Бреславля».
 Похвальное усердие Шарпвинкеля, однако, успехом не увенчалось. По крайней мере,
 Ольга фон Кутцшенбах и ее сын Ахим были направлены в концлагеря, а Констанция 
Паулюс — сначала в Бухенвальд, а затем — в Дахау, откуда она была освобождена 
только в апреле 1945 года, также как и все остальные члены семьи.
 В октябре того же года Констанция Паулюс, Ольга и Ахим фон Кутцшенбах 
возвратились в Баден-Баден, в свой доме по улице Цеппелинштрассе, 6, который к 
тому времени был занят посторонними людьми.
 Только благодаря поддержке и содействию французских оккупационных властей 
родные фельдмаршала смогли поселиться в своем доме и получить статус жертв 
нацизма, совершенно необходимый для того, чтобы выжить в этот тяжелый период, в 
условиях разрухи, отсутствия работы и денег. Кроме того, спустя некоторое время 
они стали сдавать часть комнат французским офицерам, а также немцам, у которых 
не было жилья. Все это позволило им держаться какое-то время на плаву, хотя, по 
образному выражению Констанции Паулюс, «после года, проведенного в тюрьме, уже 
много не перенесешь, а жизнь здесь, в доме, очень неприятна, но изменить этого 
нельзя».
 Эрнст Паулюс, его жена Лора и малолетний сын Фридрих Александр уехали к 
родителям жены в город Фирзен, где проживали по адресу: Бисмаркштрассе, 67. С 
осени 1945 года Эрнст начал работать на фабрике отопительных приборов, 
принадлежащей его тестю, господину Динзингу.
 Окончательно связь со членами семьи была установлена только в феврале 1946 
года, после появления Паулюса на Нюрнбергском процессе. Тогда ему удалось 
получить письмо от сына, в котором были указаны новые адреса жены и его самого. 
Кроме того, была предпринята попытка организовать скоротечную встречу отца с 
сыном, но она не состоялась, так как уже 12 февраля фельдмаршал должен был 
выехать в СССР. Не состоялась также встреча и с родной сестрой, Корнелией 
Паулюс, специально приехавшей в Нюрнберг.
 До этого отдельные письма доходили до Паулюса через Международный Красный 
Крест или от его кузена, Константина М. Стурца-Бохотина, проживавшего в Румынии.
 Писал письма и фельдмаршал, но, вероятно, многие из них в военной круговерти 
просто терялись либо изымались по известным причинам спецслужбами Германии.
 Необходимо сказать, что за весь период пребывания в плену советской цензурой