столь необходимые для автомашин дороги. 
Левый сосед, 14 тк, который наступал с плацдарма в районе Амьена после 
артиллерийской подготовки, не смог развить наступление танков, очевидно, ввиду 
наличия здесь больших минных полей противника. В дальнейшем корпус был повернут 
на 
юг, так что наше продвижение проходило затем без связи с ним. 
Наступление 5 июня, кроме овладения высоким берегом реки, дало также такой 
выигрыш 
пространства южнее Соммы, что ночью были переброшены через реку первые батареи. 
Но 
оставалось еще неясным, разбит ли противник или же он будет пытаться 
организовать 
упорную оборону в глубине своей позиции. В такой ситуации донесения, могущие 
прояснить этот важнейший вопрос, обыкновенно отсутствуют. Туман неизвестности - 

единственно, что на войне всегда, есть, - скрывал от нас обстановку и намерения 
врага. 
[143] 
Неосторожное продвижение вперед может принести тяжелое поражение. С другой 
стороны, потеря нескольких часов может дать противнику возможность организовать 

новую оборону, которую затем снова придется прорывать с тяжелыми потерями. 
Военачальнику, который в такой обстановке будет ждать, пока надежные донесения 
не 
прояснят ему положение, вряд ли улыбнется военное счастье. Он упустит выгодный 
момент. По этой причине ранним утром 6 июня я уже был на выдвинутом на южный 
берег Соммы командном пункте 46 дивизии. Конечно, после напряжения вчерашнего 
дня 
войска еще не совсем пришли в себя. Я указал на необходимость незамедлительно 
начать 
преследование, так как дивизия, по-видимому, не имела непосредственного 
соприкосновения с противником. Затем я поехал вперед, приказав двинуться 
подразделениям полка 42 дивизии, которые не имели приказа, хотя перед ними 
слышался 
шум боя, и прибыл в правофланговый полк корпуса. Полк, собственно, был готов к 
наступлению, но хотел выждать результатов артиллерийского обстрела впереди 
лежащей 
деревни Куази, прилегающих высот и опушек леса. Разведывательных сведений о 
противнике не было. Так как я предполагал, что ни деревня, ни высоты, ни опушки 
леса 
не заняты противником, я приказал командиру немедленно выступить широким 
фронтом, 
но в расчлененных боевых порядках. Если противник действительно находится перед 

фронтом, он обнаружит себя и будет подавлен артиллерией. При наступлении в 
указанном мною порядке не надо было опасаться больших потерь. Так как командир, 

очевидно, сомневался в правильности моего мнения, я сам поехал вперед на своей 
легковой машине. Мы достигли въезда в деревню Куази и натолкнулись на баррикаду,
 
которую никто, однако, не защищал. Из деревни доносились одиночные выстрелы, 
очевидно, отставших солдат. После короткой разведки мы въехали в деревню, 
которую 
противник оставил, так же как и прилегающие высоты и опушку леса. С этими 
сведениями я вернулся в полк, который к этому времени уже выступил, и 
рекомендовал 
ему в будущем самому производить разведку. Естественно, командир корпуса 
существует 
не для того, чтобы изображать из себя разведывательный дозор. В данной 
обстановке, 
однако, был необходим яркий личный пример, тем более что войска еще не знали 
меня, и 
я был уверен, что предварительным условием действительного преследования 
является 
инициатива начальников. Особую радость доставил мне восторг моего адъютанта 
обер-
лейтенанта фон Швертнера и моего молодого водителя [144] фельдфебеля Нагеля, 
вызванный нашим случайным разведывательным рейдом. 
Вечером я побывал в двух полках 27 дивизии, которые наступали на деревню 
Сейсмон. 
Несколько неожиданно я остановился на переднем крае у одного командира роты. 
После 
того как он информировал меня об обстановке, он счел уместным в свою очередь 
воспользоваться присутствием высокого начальника. Я должен был, лежа на животе, 

разложить мою большую карту и подробно информировать его об общей обстановке, 
насколько я ее сам знал. Только после того, как я утолил его жажду знаний, я 
смог 
поехать обратно, взяв одного раненого, который также горячо интересовался моей 
информацией об обстановке. К счастью, обратный путь был недолог, так как