Херсонес развалины древних греческих храмов. Затем готы основали свое 
государство в 
скалистых горах восточнее Севастополя. О нем еще свидетельствовали развалины 
огромной крепости в горах. Они держались здесь столетиями, причем время от 
времени в 
портах обосновывались генуэзцы, а позже Крым стал татарским ханством, 
выстоявшим 
против натиска русских до новейшего времени. Татары сразу же встали на нашу 
сторону. 
Они видели в нас своих освободителей от большевистского ига, тем более что мы 
уважали 
их религиозные обычаи. Ко мне прибыла татарская депутация, принесшая фрукты и 
красивые ткани ручной работы для освободителя татар "Адольфа Эффенди". 
Восточная оконечность Крыма, вытянутый Керченский полуостров, выглядит совсем 
по-
иному. Это равнина, только частично покрытая волнами холмов, а на восточном 
берегу, у 
узкого пролива, отделяющего Крым от Кубанского края, поднимаются на большую 
вышину голые высоты. На полуострове имеются залежи угля и руды, а также 
незначительные месторождения нефти. Вокруг портового города Керчь, лежащего у 
пролива, выросли крупные промышленные предприятия. В окружающих горах имелись 
разветвленные скальные [238] пещеры, в которых скрывались партизаны, а позже 
остатки 
разбитого десанта. 
В то время как отдел тыла штаба расположился в столице Крыма Симферополе, почти 

полностью русифицированном городе, живописно расположенном у северных отрогов 
Яйлы, первый эшелон штаба перешел в Сарабуз (Гвардейское), большое село 
севернее 
Симферополя. Мы удобно расположили там наши штабные службы в большой школе-
новостройке; такие школы были выстроены Советами почти во всех крупных селах. Я 
сам 
с начальником штаба и несколькими офицерами жил в небольшом здании правления 
плодового колхоза, в котором каждый из нас занимал по одной скромной комнате. 
Обстановка моей комнаты состояла из кровати, стола, стула, табуретки, на 
которой стоял 
таз для умывания, и вешалки для одежды. Мы, конечно, могли подвезти мебель из 
Симферополя, но не в духе нашего штаба было создавать для себя удобства, 
которых 
солдаты были лишены. 
На этой скромной квартире мы оставались до августа 1942 г., лишь дважды, в июне 
1942 
г., когда наш штаб находился под Севастополем, отлучаясь на КП на Керченском 
участке. 
После нашей прежней цыганской жизни это было для нас новым и не совсем приятным 

образом жизни. Когда штаб привязывается к одному месту, то неизбежен не только 
твердый распорядок дня, но обязательно начинается и бумажная война. Я выдержал 
эту 
"войну" в моей школьной комнате между двумя кирпичными печками, сложенными нами 

по русскому образцу, так как отопление, конечно, было разрушено Советами. 
Я хотел бы здесь коснуться одной проблемы, которая всегда волновала меня, хотя 
тяжелые заботы, вызываемые оперативной обстановкой зимы 1941/42г., и оттесняли 
ее на 
задний план. Командующий армией осуществляет также верховную юрисдикцию в своей 

армии. И самое тяжелое в этом - утверждение смертных приговоров. С одной 
стороны, 
первейшей обязанностью командующего является поддержание дисциплины и 
определение в интересах войск меры наказания за трусость, проявленную в бою. Но,
 с 
другой стороны, не легко сознавать, что своей подписью ты уничтожаешь 
человеческую 
жизнь. Правда, смерть уносит на войне каждый день сотни и тысячи жизней, и 
каждый 
солдат готов к тому, чтобы отдать свою жизнь. Но одно дело честно пасть в бою, 
быть 
настигнутым смертельной пулей, хотя ее и ждешь каждый момент, но все же 
неожиданно, 
а другое дело - стать [239] перед стволами винтовок своих же товарищей и с 
позором 
покинуть ряды живущих. 
Конечно, не могло быть и речи о пощаде, когда солдат своими позорными 
поступками 
наносил урон чести армии, когда его действия приводили к гибели товарищей. Но 
всегда 
бывают случаи, причиной которых является понятная человеческая слабость, а не 
низменный образ мыслей. И, тем не менее, суд в соответствии с законом должен 
был