вооруженные силы, а так как прием их туда был запрещен, то в войска СС. 
Решающим недостатком, определявшим непрочность внутреннего строения румынских 
войск, было отсутствие унтер-офицерского корпуса в нашем понимании этого слова. 

Теперь у нас, к сожалению, слишком часто забывают, скольким мы были обязаны 
нашему 
прекрасному унтер-офицерскому корпусу. 
Немаловажное значение имело далее то, что значительная часть офицеров, в 
особенности 
высшего и среднего звена, не соответствовала требованиям. Прежде всего не было 
[217] 
тесной связи между офицером и солдатом, которая у нас была само собой 
разумеющимся 
делом. Что касается заботы офицеров о солдатах, то здесь явно недоставало 
"прусской 
школы". 
Боевая подготовка из-за отсутствия опыта ведения войн не соответствовала 
требованиям 
современной войны. Это вело к неоправданно высоким потерям, которые в свою 
очередь 
отрицательно сказывались на моральном состоянии войск. Управление войсками, 
находившееся с 1918 г. под французским влиянием, оставалось на уровне идей 
первой 
мировой войны. 
Вооружение было частично устаревшим, а частично недостаточным. Это относилось в 

первую очередь к противотанковым орудиям, так что нельзя было рассчитывать, что 

румынские части выдержат атаки советских танков. Оставим в стороне вопрос о том,
 не 
была ли здесь необходима более действенная помощь со стороны империи. 
Сюда же относится еще один момент, ограничивавший возможность использования 
румынских войск в войне на востоке, - это большое уважение, которое питали 
румыны к 
русским. В сложной обстановке это таило опасность паники. Этот момент следует 
учитывать в войне против России в отношении всех восточноевропейских народов. У 

болгар и сербов данное обстоятельство усугубляется еще чувством славянского 
родства. 
И еще одно обстоятельство нельзя упускать из виду, оценивая боеспособность 
румынской 
армии. К тому моменту Румыния уже достигла своей собственной цели в войне, 
возвратив 
себе отнятую у нее незадолго до этого Бесарабию. Уже "Транснистрия" (область 
между 
Днестром и Бугом), которую Гитлер уступил или навязал Румынии, лежала вне сферы 

румынских притязаний. Понятно, что мысль о необходимости продвигаться дальше в 
глубь грозной России не вызывала у многих румын особого энтузиазма. 
Несмотря на все перечисленные недостатки и ограничения, румынские войска, 
насколько 
позволяли их возможности, выполняли свой долг. Прежде всего, они с готовностью 
подчинялись немецкому командованию. Они не руководствовались соображениями 
престижа, как другие наши союзники, когда вопросы нужно было решать по-деловому.
 
Несомненно, решающее значение в этом имело влияние маршала Антонеску, который 
поступал, как подобает солдату. 
Конкретно отзыв моих советников относительно подчиненной нам 3 румынской армии 
сводился к следующему: после относительно больших потерь она совершенно 
неспособна 
к [218] ведению наступления, а к обороне будет способна только в том случае, 
если к ней 
приспособить немецкие "подпорки". Да будет мне позволено сообщить здесь о 
нескольких эпизодах, касающихся моих отношений с румынскими товарищами. Весной 
1942 г. я посетил однажды 4 румынскую горную дивизию, которая под командованием 

генерала Манолиу вела борьбу с партизанами в горах Яйлы. Временами нам 
приходилось 
использовать в этих целях весь румынский горный корпус, усиленный рядом мелких 
немецких подразделений. Сначала я инспектировал несколько частей, затем меня 
провели в здание штаба. Стоя перед большой картой, генерал Манолиу с гордостью 
показал мне весь путь, пройденный его дивизией от Румынии до Крыма. Было ясно, 
что 
он хотел намекнуть, что этого, мол, достаточно. Мое замечание: "О, значит, вы 
прошли 
уже полдороги до Кавказа!" - отнюдь не вызвало у него воодушевления. При обходе 

квартир каждый раз, когда я подходил к расположению части или подразделения, 
раздавался сигнал трубы. Видимо, это было своего рода приветствием для меня, но