|
или
он, как осенью 1938 г. в отношении Чехословакии, собирался применить крайние
меры,
использовав угрозу военной силы для разрешения данцигского вопроса и вопроса о
коридоре, подобно тому, как он в свое время поступил в судетском вопросе.
Война или блеф, вот в чем заключался вопрос, по крайней мере, для того, кто не
был
знаком с подлинным развитием политических событий и, прежде всего с намерениями
Гитлера. А кого вообще Гитлер знакомил со своими действительными намерениями?
Во всяком случае, те военные меры, которые были приняты в августе 1939 г.,
вполне
могли, несмотря на существование плана развертывания "Вейс", иметь своей целью
усиление политического давления на Польшу, чтобы заставить ее пойти на уступки.
Начиная с лета, по приказу Гитлера велись лихорадочные работы по созданию
"Восточного вала". Целые дивизии, в том числе и 18 дивизия, постоянно сменяя
друг
друга, перебрасывались на несколько недель к польской границе для участия в
строительстве этого "Восточного вала". Какой же смысл имело такое расходование
сил и
средств, если Гитлер хотел напасть на Польшу? Даже в том случае, если он,
вопреки всем
заверениям, рассматривал возможность ведения войны на два фронта, этот
"Восточный
вал" воздвигался не там, где это было необходимо. Ибо в таком случае для
Германии
всегда было бы единственно правильным в первую очередь совершить нападение на
Польшу и повергнуть ее, на западе же ограничиваться оборонительными боями. О
противоположном решении - наступление на западе, оборона на востоке - при
существовавшем тогда соотношении сил не могло быть и речи. Для наступления на
западе
тогда не существовало также никаких планов, да и не велось никакой подготовки.
Итак,
если строительство "Восточного вала" в создавшейся в то время обстановке и
имело
какой-либо смысл, то он, очевидно, заключался только в том, чтобы оказать на
Польшу
давление [18] путем сосредоточения крупных масс войск на польской границе.
Начавшееся в третьей декаде августа развертывание пехотных дивизий на восточном
берегу Одера и выдвижение танковых и моторизованных дивизий в районы
сосредоточения, вначале западнее Одера, не должны были обязательно
рассматриваться
как действительная подготовка к наступлению, а могли являться средством
политического нажима.
Как бы то ни было, программа обучения войск в мирных условиях продолжала
спокойно
осуществляться. 13-14 августа 1939 г. в Нейгаммере я проводил последние учения
моей
дивизии, которые завершились прохождением войск перед генерал-полковником фон
Рундштедтом. 15 августа 1939 г. проводились большие артиллерийские учения во
взаимодействии с авиацией. При этом произошел трагический инцидент. Целая
эскадрилья пикирующих бомбардировщиков - очевидно, неверно была указана высота
слоя облаков - во время пикирования врезалась в лес. 16 августа 1939 г.
проводилось еще
одно полковое учение. Затем подразделения дивизии возвратились к местам своего
расквартирования, которые им, правда, через несколько дней пришлось оставить,
чтобы
двинуться к границам Нижней Силезии.
19 августа генерал-полковник фон Рундштедт и я получили приказ 21 августа
прибыть на
совещание в Оберзальцберг. 20 августа мы выехали из Лигница (Легница)
автомашиной
до района Линца, где мы переночевали у моего зятя, имевшего там имение. 21
августа
утром мы прибыли в Берхтесгаден. К Гитлеру были вызваны все командующие
группами
армий, а также командующие армиями со своими начальниками штабов и
соответствующие им по должности, командующие авиационными и военно-морскими
соединениями.
Совещание или, скорее, речь, с которой Гитлер обратился к военачальникам, - он
не
допускал больше никакого обсуждения после событий, которые имели место в
прошлом
году перед чешским кризисом во время совещания с начальниками штабов, - была
произнесена в большом зале замка Берггоф, из которого открывался вид на
Зальцбург.
Незадолго перед приходом Гитлера появился Геринг. Мы были поражены его видом. Я
|
|