ей и любимую работу!» Уйдя на пенсию, он 
сохранял достаточно тесные связи с коллективом. Не было ни одного 
торжественного собрания, научной конференции или встречи с ветеранами, на 
которых бы он не присутствовал. Регулярно, не реже раза в месяц, заходил ко мне 
на чашку кофе, но встречи эти уже были овеяны безысходной грустью. Любые 
воспоминания о прошлых делах, о людях «из прошлого времени» вызывали у него 
слезы, трудно было найти тему, на которую с ним можно было бы спокойно говорить.
 От его самообладания ничего не осталось, казалось, передо мной совсем другой 
человек, и видеть это было тяжело.
    На смену А.М.Сахаровскому в 1971 году пришел его многолетний первый 
заместитель Федор Константинович Мортин, человек совсем иного склада. Вместо 
спокойного и скупого на жесты и слова Сахаровского главк обрел импульсивного, 
живого, вечно суетившегося шефа. По его походке было видно, что никакими видами 
спорта он никогда не занимался: ходил вразвалочку и как-то по-утиному. Был 
постоянно переполнен разными идеями и задумками и искренне стремился придать 
разведке новый, современный облик и направить ее на решение нужных государству 
проблем.
    К моменту своего назначения на должность начальника разведки Федор 
Константинович уже много поездил по свету, пообщался с нашими коллективами за 
рубежом и усвоил немало свежих идей, над претворением которых в жизнь начал 
активно работать. В целом он, конечно, был более динамичен, чем Александр 
Михайлович. Пожалуй, наибольший вклад Мортин сделал в развитие и укрепление 
научно-технической разведки, своевременно поняв перспективность этой службы. К 
его заслугам по справедливости нужно отнести и то, что он явился 
преобразователем нашей скромной разведшколы № 101 в современный институт.
    Свои мысли и идеи Федор Константинович излагал весьма бурно и 
темпераментно: одна фраза догоняла другую и
274
наступала ей на пятки. Приходилось ставить уточняющие вопросы. Да и бегущий по 
волнам почерк как-то очень соответствовал темпу его речи. Мортин писал длинные 
резолюции, разбирать которые приходилось с трудом. (У Сахаровского, наоборот, 
резолюции были короткими, а почерк — ровным и четким.) В сравнении с 
Сахаровским Мортин был мягче, доступнее. Дверь в его кабинет было открывать 
легче, чем входить к Сахаровскому.
    Федор Константинович пришел в ПГУ на должность заместителя начальника 
разведки в 1954 году и начал свою деятельность с освоения ближневосточных 
проблем. Одну из своих первых командировок совершил в мае 1956 года по арабским 
странам. Это был не просто дежурный визит с целью инспекции или ознакомления с 
обстановкой. Процессы, начавшиеся на Ближнем Востоке, и в частности 
намечавшийся в Египте поворот в сторону Советского Союза, требовали с нашей 
стороны более пристального внимания и корректировки внешней политики в сторону 
ее активизации в странах этого района.
    Прибывшего в Каир Мортина мы в деталях знакомили с внешней и внутренней 
политикой Египта, с особенностями оперативной работы, а я еще и часто возил его 
по городу, показывая интересные с оперативной точки зрения районы. Помотав 
Федора Константиновича по Каиру два вечера подряд, я вдруг сообразил, что 
занимаюсь совершенно ненужным делом, так как он просто физически не может 
что-либо усвоить в незнакомом городе. Энтузиазм мой окончательно угас, когда он 
во время второй поездки вдруг спросил: «Когда у вас тут обычно ужинают?» Прошло 
еще несколько дней, подошел срок отъезда Федора Константиновича в Москву, и он, 
отведя меня в укромный уголок, задал вопрос, поставивший меня в тупик: «Что за 
обстановка в резидентуре? У меня уже заканчивается командировка, а никто еще не 
обратился ко мне с какой-либо просьбой и никто ни на кого не пожаловался. В 
других местах было иначе». Я объяснил, что трудности мы преодолеваем по 
возможности сами, а коллектив сплоченный и дружный, проблемы взаимоотношений не 
существует. Так оно и было. Викентий Павлович Соболев, трудясь самоотверженно 
сам, увлекал всех нас работой, да и люди подобрались хорошие во всех отношениях.

275
    Живя и работая в таком коллективе, я тогда, признаться, не понимал, что 
нахожусь в исключительно благоприятных условиях. Мне представлялось, что это и 
есть норма нашей жизни. Оказалось совсем не так. Были, увы, резидентуры с 
напряженной и даже склочной обстановкой. По моему глубокому убеждению, в 
создании такой обстановки повинен прежде всего сам руководитель резидентуры.
    До конца дней своих Федор Константинович, несмотря на изъяны в здоровье, 
оставался очень живым и беспокойным человеком. Как и прежде, он был переполнен 
идеями, предложениями и вопросами. Заходил к нам на работу, часто звонил по 
телефону и скончался как бы на ходу, не испытав переживаний старческой немощи и 
усталости от жизни.
    Долгие годы Египет занимал большое место в советской внешней политике, и, 
естественно, начальники разведки не могли миновать его. Федор Константинович 
Мортин приезжал в Египет второй раз в 1973 году и вел переговоры со Службой 
общей разведки. Снова были Александрия и Асуан и каирские достопримечательности 
с традиционной поездкой на верблюде в бедуинском одеянии на фоне гизехских 
пирамид.
    Пирамиды стоят себе и стоят, а люди и верблюды приходят к ним и уходят. 
Недавно я увидел знакомый до боли снимок даже в книге. Ф.И.Шаляпина «Страницы 
моей жизни». Та же пирамида Хеопса, такой же верблюд, а на верблюде сам Шаляпин,
 и подпись: «Египет, 1903 год».
    Сахаровский и Мортин прикоснулись к пирамидам, успели сфотографироваться у 
их подножия и ушли из жизни, оставив о себе добрую пам