ловые связи между СССР и 
Египтом стали налаживаться, и египетская сторона выразила пожелание возобновить 
контакт между КГБ и Службой общей разведки. Эта миссия была поручена мне, и я 
стал бывать на приемах по случаю приезда в СССР различных египетских делегаций, 
восстанавливать полезные связи и время от времени общаться с Семичастным.
    Каких-то особых симпатий он у меня не вызывал. Держался он нарочито строго, 
был самолюбив и властолюбив. Государственного глубокомыслия от него не исходило.
 Чувствовалось, что ему нравится быть полновластным хозяином правительственных 
особняков на Воробьевых горах, где его все знали и относились к нему с 
восторженным подобострастием и даже любили его как хорошего и рачительного 
хозяина. Весь обслуживающий персонал, естественно, знал его гастрономические 
вкусы: какие рыбные блюда ему нравились, какие шашлыки и напитки. Знакомые мне 
люди из «Девятки» доверительно сообщили, что председатель предпочитает горилку 
с перцем, но не какую-нибудь, а из Киева, и поэтому она регулярно и в больших 
количествах поставляется в правительственные резиденции. «Они это очень 
уважают!» — пояснил чей-то восторженный голос.
    Так или иначе, Семичастный поручил мне в середине 1966 года вылететь в Каир,
 восстановить отношения со всесильным тогда Салахом Насром — руководителем 
Службы общей разведки и парафировать с ним подготовленное нами соглашение о 
сотрудничестве.
    В ту пору я тоже верил в силу бумаг, разного рода договоров и соглашений, и 
летел в Каир с огромной радостью и даже ликованием.
    Во-первых, мне было приятно, что мой труд по установлению и развитию 
контактов со спецслужбами Египта не пропал даром и имеет интересное продолжение,
 а во-вторых, потому, что в этой стране я провел по-настоящему счастливые пять 
лет. Здесь родились мои дочери-близнецы, здесь были приобретены друзья и среди 
египтян, и среди сооте-
173
чественников, и здесь, наконец, я стал профессиональным разведчиком.
    Что же касается любви к подписанию взаимообязывающих документов, то в нашем 
государстве она носила патологический характер. Каждое малое явление в 
межгосударственных отношениях мы стремились закрепить в договорах, соглашениях 
и протоколах. Существовал священный ритуал подписания бумаг: само подписание, 
обмен красивыми папками с подписанными уже документами, обмен ручками, которыми 
были произведены подписи, речи, фотографирование, банкет... Мы заразили этим и 
другие страны: в одной из арабских стран мне дали для подписания протокола 
ручку с красными чернилами (цвет нашего флага), а арабский министр подписал 
документ зелеными чернилами (цвет знамени ислама). Большинство этих бумаг 
никогда не выполнялось, о них быстро все забывали и вспоминали лишь тогда, 
когда отношения осложнялись и надо было уязвить партнера и уличить его в 
нарушении договоренностей.
    . Многие наши партнеры по сотрудничеству из числа афро-азиатских государств 
стремились взаимодействовать и сотрудничать с нами, но как черт ладана боялись 
подписывать документы и торговались буквально из-за каждой строчки. Мне кажется,
 что сейчас у них вырабатывается более спокойное отношение к этой процедуре.
    В общем, спасибо Семичастному за то, что он направил тогда меня в Египет!..
    
    Юрий Владимирович Андропов
     (май 1967 г. — май 1982 г.)
    
    В предыдущей главе я подробно рассказал о Ю.В.Андропове. Здесь мне остается 
добавить всего несколько слов.
    Назначение председателем КГБ Андропова было для чекистов неожиданным. В 
Комитете его практически никто не знал, и все принялись гадать, что бы это 
могло означать.
    Официальные объяснения на этот счет были спокойными и стандартными: ротация 
кадров, линия на дальнейшее приближение органов безопасности к ЦК КПСС и, опять 
же, необходимость поднятия на должную высоту роли партийных организаций в 
системе КГБ.
174
    Хочу подчеркнуть еще раз: Юрий Владимирович был первым председателем КГБ, 
который с одинаковым интересом и рвением занимался и большой политикой, и 
оперативными делами разведки и контрразведки. В органах госбезопасности 
Андропов пользовался огромным авторитетом и любовью. Был он многолик: мог быть 
строгим и недосягаемым, мог быть близким и простым. Вручая нам с Яковом 
Прокофьевичем Медяником ордена Октябрьской Революции за Афганистан, выглядел 
утомленным и расслабленным, сидел за столом в подтяжках, без пиджака и, не 
принимая торжественной позы, выдал нам коробочки с наградами и сказал:
    — Надоели уже бесконечные торжественные речи, много вы их наслушались на 
своем веку... Спасибо вам, ребята, за хорошую работу... Лучше поговорим о делах.
..
    И еще одно. В наш бесцензурный век, когда в средствах массовой информации и 
в книжной продукции дозволены все виды глумления и цинизма, так и не появились 
публикации, выставляющие Андропова в глупом виде по примеру прочих 
руководителей государства. Кто-то его не любил, кто-то, может быть, ненавидел, 
но все видели в нем умного человека, крупного государственного деятеля, 
сторонника осторожных реформ, которому, увы, не было отпущено времени на их 
осуществление.
    
    Виталий Васильевич Федорчук
     (май-декабрь 1982 года)
    
    Появление в кабинете председателя КГБ на семимесячный срок Федорчука было 
весьма неожиданным. Он отнюдь не являлся кандидатурой Андропова. Скорее 
наоборот, назначили его на эту должность не с подачи Юрия Владимировича, а по 
настоянию Г.К.Цинева, одного из первых заместителей председателя КГБ. Вконец 
одряхлевший Брежнев не смог даже произнести имени Федорчука при объявлении о 
назначении нового п