ранении «нашего Никиты Сергеевича» от власти и содействовал приходу 
Брежнева на высший партийный пост. Сразу должен сказать, однако, что роль 
Семичастного в этом деле в некоторых исследованиях и так называемых 
«художественных» произведениях сильно преувеличена. Злым демоном, меняющим 
одного вождя на другого, он не был...
    Ханжество и лицемерие нашей действительности тех дней проявилось, в 
частности, и в том, что одни и те же люди в одно и то же время готовили 
отстранение Хрущева от власти и продолжали его возвеличивать. За несколько 
месяцев до снятия генсека в стране было пышно отпраздновано 70-летие Хрущева: 
он был увешан очередными звездами, со всех концов нашей бывшей необъятной 
родины и из всех стран мира шли в его адрес поздравительные телеграммы, и в 
рамках этих торжеств всей планете показывали исполненный душевной теплоты 
документальный фильм со скромным и выразительным названием «Наш дорогой Никита 
Сергеевич». Правда, отклики на него были разные. Сидевший рядом со мной на 
просмотре фильма в посольстве СССР в Тунисе третий секретарь польского 
посольства, глядя на кадры бескрайних целинных полей, сказал мне
170
вкрадчивым голосом на хорошем русском языке, но с ядовитым акцентом: «У нас в 
Польше по этому поводу говорят так: посеяли на целине, а собрали в Канаде!»
    И вот уже идет очередной партийный актив КГБ в так хорошо знакомом зале 
клуба имени Дзержинского, и председатель КГБ со всей партийной 
принципиальностью обличает Хрущева как волюнтариста, сумасброда, развалившего 
все и вся, никого не слушавшего, кроме ближайших родственников во главе с 
главным советчиком и тоже волюнтаристом Аджубеем...
    Естественно, на предыдущих активах и торжественных заседаниях тот же 
Семичастный восхвалял Хрущева как новатора, коммуниста ленинского типа, лучшего 
друга советских чекистов, который лично руководит органами безопасности и 
заботится о них и... пошло-поехало... Специально подготовленные активисты в 
конце речи выкрикивали с мест: «Да здравствует!..» и так далее.
    Когда Семичастный провозгласил анафему Хрущеву, многие сидящие в зале 
подумали, что на этот раз мы решительно покончили со всеми культами личности и 
больше партия ошибаться не будет. И вдруг встает солидный мужчина в расцвете 
сил и громогласно вопит на весь зал: «Да здравствует новый генеральный 
секретарь ЦК КПСС, верный ленинец, товарищ Леонид Ильич Брежнев!» Зал оцепенел, 
а потом все зашикали на восклицавшего и затопали ногами. Прошло два-три года, и 
все снова вернулось на «круги своя»: и возгласы, и умиление, и бурные, долго не 
смолкающие аплодисменты.
    Я до сих пор помню того коллегу, который первым в нашем зале выразил свой 
восторг по поводу нового избранника. Интересно, помнит ли он этот исторический 
эпизод в своей жизни?
    Настоящая интеллигенция в России появится только тогда, когда люди 
перестанут восхвалять по команде своих недостойных вождей и подхалимствовать 
перед ними, как не будут и поносить их, предавать анафеме и сбрасывать с 
пьедесталов после того, как вожди низложены или ушли в мир иной.
    Наши же «интеллигенты» после дикой пляски на могильных плитах и 
израсходовав весь запас бранных слов, начи-
171
нают, как куры в навозе, копаться в своих родословных, мучительно припоминая и 
выискивая обиды, понесенные от прежних властей с тем, чтобы получить хорошее 
кормление от новых.
    Понятие «интеллигент» (в его чисто русском звучании и значении) меня давно 
привлекает и интригует. Мне кажется, что ни один человек не вправе называть сам 
себя интеллигентом. Это звание выше звания министра, генерала, профессора и 
даже академика, оно связано не с умением рассуждать об ученых предметах, а 
прежде всего с высокими моральными качествами. Нельзя сказать: я — интеллигент, 
но можно, хорошо все взвесив, подытожить: «Он — интеллигент».
    В моем понимании, среди председателей КГБ интеллигентов, кроме Ю.В.
Андропова, не было. Находясь на государственной службе, все постоянно были 
вынуждены говорить неправду, лицемерить и интриговать, называя это про себя или 
политической гибкостью, или дипломатией.
    Когда Шелепин и его команда забрали слишком много власти и превратились в 
организованную силу, Брежнев со своими соратниками решили покончить с этой 
новой опасностью. Первым, конечно, должен был пасть самый сильный шелепинец — 
Семичастный. Некоторые исследователи припоминают, что его сняли с поста 
председателя КГБ, когда Шелепин находился в больнице и, следовательно, можно 
было обеспечить единогласное решение Политбюро ЦК КПСС по данному вопросу. 
Формальным предлогом было бегство Светланы Аллилуевой в США. Недосмотрел, 
дескать, Семичастный, не обеспечил. Скандал был, конечно, вселенский. Хулиганы 
и озорники стали распевать по этому поводу нецензурные частушки.
    И поехали «комсомольцы» по зову партии со своих высоких постов на другие, 
менее значимые, и на периферию, и послами за границу, и надо сказать, среди них 
оказались и очень хорошие послы.
    Мои немногочисленные личные контакты с Семичастным были связаны с 
африканскими делами, и особенно с Египтом. Моя первая командировка в Египет 
закончилась весной 1960 года не только по причине длительного там пребывания, 
но и потому, что наш контакт с египетскими спецслужбами сни-
172
зился до нулевой отметки. Основу разногласий составляла репрессивная политика 
Насера по отношению к сирийским и египетским коммунистам.
    К середине семидесятых годов сотрудничество и д