важных для государства сферах, желание хитрить всюду, где 
только можно, эгоизм, открытое стремление к личному обогащению, лицемерие, 
отсутствие устойчивых политических принципов. Все это я выложил А.Н.Косыгину, 
который даже как-то опешил от этой пулеметной очереди.
    — Вы уж слишком набросились на него... да не так уж, наверное, все мрачно...

    — Нет, — настаивал я, — мало того, он еще и человек ярко выраженной 
западной ориентации и будет вести курс на свертывание отношений с СССР.
    Это был тот случай, когда я с полной уверенностью в правоте излагал свое 
мнение, не очень думая о подыскивании более сдержанных формулировок. Косыгин с 
обеспокоенностью воспринял эту информацию и пытался аккуратно проверить ее 
через египетских деятелей. Я не помню, при каких обстоятельствах состоялся его 
разговор с видным политическим деятелем Египта Али Сабри, но смысл высказываний 
последнего сводился к следующему:
    — Мы, верные ученики Насера и его убежденные последователи, полностью 
владеем ситуацией в стране. Управлять будем мы, а Садат будет скорее 
представительствовать. У нас в руках все: и армия, и партия, и органы 
безопасности...
    Однако коварство Садата сторонники Насера явно недооценили. 13 мая 1971 
года он без единого выстрела, без всякого кровопролития переловил их поодиночке,
 посадил за решетку и объявил заговорщиками и врагами нации. Продержал их Садат 
в местах заключения ровно столько, сколько было нужно, чтобы они стали для него 
полностью безопасны ввиду изменения строя и прихода новых лиц в армию, органы 
госбезопасности и ключевые министерства. По иронии судьбы, как писала какая-то 
каирская газета, Шаарави Гомаа был водворен в тюрьму, на дверях которой 
красовалась
131
мемориальная доска с надписью, что тюрьма открыта в присутствии и с участием 
министра внутренних дел Шаарави Гомаа...
    Обстановка в Каире накануне и в день похорон Насера была взрывоопасная. 
Сотни тысяч людей хлынули из провинций в столицу. Были прорваны кордоны армии и 
полиции. Ожидались массовые беспорядки. Сложилась опасная ситуация. В центре 
Каира Нил разделяется на два рукава, образуя два больших острова — Гезира и 
Рода. Чтобы уменьшить столпотворение и давку, мосты, соединяющие различные 
части Каира с этими островами, были разведены. Встал вопрос, как нам добраться 
к месту прощания с Насером и как определить свое участие в траурной процессии. 
В посольстве царили суета и неразбериха. А Косыгин оставался неизменно 
спокойным и терпеливым и лишь требовал от нас реальной оценки обстановки и 
предложений о дальнейших действиях. Я все время звонил в МВД и Службу общей 
разведки и пытался прояснить ситуацию. Среди получаемых ответов был и такой: 
«Обстановкой не владеем!» Обсуждали вариант использования советского вертолета, 
но египтяне нашли лучший вариант — добраться до расположения бывшего Высшего 
совета революционного командования на катере по Нилу, благо резиденция нашего 
посла, в которой размещался Косыгин, находилась прямо на набережной. На катере 
за нами прибыл ведущий египетский журналист, многолетний советник Насера 
Мухаммед Хасанейн Хейкал, как всегда деятельный, собранный и уверенный в себе. 
А дальше мы уже без приключений добрались до места назначения.
    Третий и последний раз продолжительное общение с А.Н.Косыгиным имело место 
также в условиях кризисной ситуации, во время октябрьской войны. Советский 
премьер прибыл в Каир 16 октября 1973 года, чтобы разобраться в обстановке и 
доложить руководству СССР о наших дальнейших шагах. Это был уже другой человек. 
За три года он очень изменился. Сдал. Постарел. Стал плохо слышать. Его доклады 
Брежневу по несовершенному секретному телефону было мучительно наблюдать. Из-за 
плохой слышимости, технических неполадок разговор напоминал диалог глухонемых. 
Поэтому основная информация о переговорах с Садатом шла, конечно, 
шифротелеграммами.
132
    События октябрьской войны многократно описаны, и нет смысла возвращаться к 
этой теме. Первоначальный успех Египта из-за нежелания Садата продолжать войну 
и протянуть руку помощи Сирии сначала привел к топтанию египетской армии на 
месте, а затем закончился поражением, которое было названо победой.
    А.Н.Косыгин ежедневно встречался с египетским руководством во дворце Кубба, 
где он жил, а потом ехал в посольство докладывать в Москву о результатах 
переговоров и о развитии событий. Откровенных бесед с Садатом не получалось, и 
после действительно теплых отношений с Насером Алексей Николаевич никак не мог 
привыкнуть к насквозь фальшивому Садату, чего и не скрывал в разговорах с 
сотрудниками посольства. Иногда он выезжал из Куббы в посольство по два раза в 
день. В городе автомобильные пробки, из-за затемнения машины двигались медленно.
 Поездки эти для Косыгина были утомительными. Во всех перемещениях по городу 
сопровождал Косыгина я. Несмотря на усталость от переговоров, Алексей 
Николаевич постоянно расспрашивал меня о египетской действительности — не 
только о политике, но и о быте, нравах, религии, языке и тому подобное.
    По возвращении во дворец уже поздно вечером Косыгин имел обыкновение минут 
двадцать гулять по дворцовому парку, и во время этих прогулок беседа 
продолжалась. Здесь он уже отвлекался от политики, от арабского мира и 
переключался на более интимные темы. Г