акомых, что живу в том самом доме, где потрошились стулья из 
гарнитура тещи Кисы Воробьянинова.
    Именно Мария Петровна приобщила меня к большому искусству. Первые оперы и 
балеты я слушал и смотрел не где-нибудь, а в Большом театре. Дело в том, что в 
доме № 14 жила некая дама — концертмейстер Большого театра, которой тетка 
регулярно красила волосы, получая в качестве платы за труд театральные билеты.
    Да, каждый входит в храм искусства своим путем.
    Среди всех изобретений, обогативших человечество и вооруживших его 
достоверной и разнообразной информацией, самым удивительным и ценным после 
изобретения письменности я считаю изобретение фотоаппарата. От него пошло уже 
все остальное — и кино, и телевидение, и прочее из этой области.
    Наверное, по-разному можно рассматривать фотографии. Можно, глядя на них, 
просто вспоминать места и людей, которые оказались запечатленными на снимках, а 
можно и попытаться увидеть на них что-то новое, прежде ускользнувшее от 
внимания.
    Живя в Египте, я особенно много фотографировал. Тут и техника была хорошая, 
и фотохимикалии, и бумага. В по-
384
сольстве, правда, не было фотолаборатории и в нашей разведточке тоже. Тогда мы 
решили продолбить стену из той комнаты, где все работали, в соседнюю темную 
каморку и устроили в ней фотолабораторию, необходимую для служебных целей. 
Чтобы соблюсти конспирацию и замаскировать вход в лабораторию, мы заставили лаз 
обычным шкафом и ходили через него. Когда начиналось «хождение в шкаф», дверь 
кабинета закрывали на ключ. Однажды дверь забыли запереть, и в комнату вошел 
мой маленький сын (хорошо, что не взрослый чужой дядя). Увидел вход в другое 
помещение из шкафа, хитро улыбнулся и сказал: «А интересный у вас здесь 
шкафчик!» В дальнейшем этот вход у нас назывался «интересным шкафчиком», а все 
разговоры сына на эту тему мы уводили в сторону, пока он не позабыл о своем 
открытии. Стену, кстати сказать, мы тихо долбили и разбирали по ночам, и 
кирпичи также выносили с соблюдением секретности и незаметно выбрасывали их в 
великий Нил, который протекал рядом со зданием посольства.
    Моя египетская, арабская и африканская картотека, которую я вел двадцать 
лет, вызывает у меня грустные чувства. Где все эти президенты, премьеры, 
министры, губернаторы, руководители партий, влиятельные чиновники и дипломаты? 
Как быстротечно оказалось время их государственной и общественной деятельности! 
Эта картотека кажется мне сейчас каким-то кладбищем потухших светил. Но вот что 
интересно. Долгожителями в картотеке остались в основном писатели и артисты Они 
уверенно пережили всех остальных, многие из них даже и сейчас продолжают свой 
творческий путь.
    Есть в картотеке знаменитые и блиставшие в свое время исполнительницы 
«танца живота». Египетские знатоки отрицают гаремное и турецкое происхождение 
«танца живота» и утверждают, что он возник на народной почве. В доказательство 
приводится и арабское название танца — «ракс баладий», что означает «народный 
танец», а вовсе не «танец живота», как его называют на некоторых европейских 
языках. Возможно, в этом танце есть и турецкие заимствования, но одно 
несомненно: в настоящее время лучшими исполнительницами его являются египтянки.
    А вот и самые старые материалы картотеки: два старика в тарбушах. Один из 
них — Ахмед Аббуд, монополист са-
385
харной промышленности Египта. Его состояние в середине 50-х годов оценивалось в 
15 миллионов египетских фунтов — баснословные в то время деньги. Другой — 
Мохаммед Фаргали. Этот — хлопковик. Миллионов у него было поменьше, но зато он 
давно торговал с нами и частенько ходил в посольство на приемы. В левом верхнем 
кармашке пиджака у него всегда красовался большой яркий цветок.
    — Почему у вас постоянно цветок в кармашке? — однажды спросил я Фаргали.
    — А чтобы меня было видно издали!
    Есть у меня в картотеке и египетская Мата Хари — некая Хода. По 
специальности — туристический гид, бойкая, острая на язык женщина с отличным 
знанием английского языка и высокой профессиональной подготовкой. На глав наших 
делегаций, людей в возрасте, она всегда производила неотразимое впечатление. 
Однажды, несколько расслабившись, она призналась: «Вы не думайте, что я 
сотрудник Службы общей разведки — я просто ее агент!»
    Несколько карточек заведено на Кваме Нкруму, одного из самых известных и 
популярных африканских лидеров, борца за свободу и независимость Ганы, в свое 
время свергнутого, несмотря на то что его безопасность организовали сотрудники 
КГБ. Деятельность Нкрумы я изучал, и меня поразил в его мемуарах 
(«Автобиография») один факт: он с ужасом описывал, как в тюрьме вынужден был 
бриться одним лезвием вместе с другими заключенными и что ему, чистоплотному и 
брезгливому, было от этого плохо. Я вспомнил в связи с этим и трехъярусные нары 
в казарме, и холодные нужники на сорок посадочных мест, и вшей, которые во 
время войны практически не переводились. Вспомнил, как одним «бычком» из 
моршанской махорки затягивалось по очереди пять-шесть человек. А тут, видите ли,
 одно лезвие фирмы «Жиллетт» на несколько человек — целая трагедия.
    В карточках на Нкруму есть еще запись о его браке с египтянкой Фатхией. 
Надо сказать, что египетское правительство во времена Насера очень активно 
поставляло жен политическим деятелям других стран. Считалось, что египтянки, 
женщины красивые, темпераментные и политически подкованные, должны были 
поощрять проегипетские симпатии мужей. Здесь же пометка, что от брака с Фатхией 
у Нкрумы родился сын,
386
которого назвали Гамаль-Горький — в честь Гамаля Абдель Насера и Максима 
Горького. Это дитя давно уже должно было вырасти.