не 
включали в себя ни радаров, ни соответствующих систем связи, ни удобных 
бомбоубежищ), означало, что они явно переоценивали личное мужество своих солдат 
и 
гражданского населения, а также их дисциплинированность. 
Подобных примеров при желании можно было бы привести гораздо больше. Из этого 
вовсе не следует, что итальянские солдаты как человеческий материал не годились 
для 
длительных и упорных боевых действий. [156] Ответственность за все описанное 
выше 
ложится на Муссолини и его государственных секретарей, занимавших этот пост в 
мирное 
время; если они знали обо всех упомянутых серьезнейших недостатках и проблемах, 
им не 
следовало принимать решение о вступлении в войну. Другой ошибкой наших 
союзников 
было то, что они полагались на вооружения и технику итальянского производства. 
Я 
помню бесконечные разговоры о том, что вот-вот появятся новые их типы, 
представляющие собой последнее слово в соответствующей области, но в итоге они 
так 
никогда и не сходили с конвейера. Между тем союзникам следовало бы заняться 
производством уже испытанных образцов немецкого оружия и изготавливать их по 
лицензии - например, новых разновидностей немецких танков и зенитного орудия 
калибра 9 сантиметров. 
При том, что нехватка приспособлений для боевой подготовки личного состава в 
итальянских казармах была очевидной, мне, как немецкому офицеру, прежде всего 
бросалась в глаза весьма далекая от идеальной воинская дисциплина. Достаточно 
было 
понаблюдать за процедурой смены часовых, чтобы понять, что итальянские солдаты 
относились к своей профессии без энтузиазма. Возможно, что я, как человек иного,
 
северного склада, подходил к этому вопросу с неверными критериями, но думаю, 
что 
события доказали мою правоту. 
Все это неудовлетворительное положение вещей я прежде всего относил на счет 
недостаточно тесного контакта между офицерами и солдатами в армии союзников. 
Итальянский офицер вел жизнь, совершенно отдельную от жизни рядового состава; 
не 
зная нужд и потребностей своих подчиненных, он не мог удовлетворить эти нужды и 

потребности, когда возникала такая необходимость, а потому в критических 
ситуациях 
терял контроль над своим подразделением. Итальянский рядовой даже в полевых 
условиях получал совершенно иной рацион питания, нежели офицер. Чем выше было 
звание, тем больше был получаемый паек; естественно, что при такой системе все 
лакомые кусочки уходили наверх. Офицеры питались отдельно и зачастую даже не 
знали, 
чем и в каких количествах кормят их подчиненных. Все это подрывало чувство 
товарищества, которое должно существовать между людьми, которым предопределено 
судьбой вместе жить, сражаться и умирать. [157] Система полевых кухонь, которая 

помогала сглаживать упомянутые различия, в итальянской армии была не в фаворе. 
Я 
часто указывал на это Кавальеро, говоря, что существующее положение может очень 

плохо повлиять на боевой дух войск, но мне так и не удалось окончательно 
убедить его в 
моей правоте. Кстати, я обнаружил, что при том, что немецкие полевые кухни едва 
ли не 
в буквальном смысле подвергались осаде со стороны итальянских солдат, в 
итальянской 
офицерской столовой, где меня угощали, кормили лучше, чем в столовой при моем 
штабе. 
В 1944 году маршалу Грациани приходилось предпринимать решительные действия для 

того, чтобы итальянские военнослужащие вовремя и в полном объеме получали 
денежное 
довольствие. То, что для этого требовалось особое вмешательство, на мой взгляд, 
как 
нельзя лучше характеризует ситуацию. 
Я упомянул обо всем этом не для того, чтобы акцентировать внимание на 
недостатках и 
слабых сторонах итальянцев, а просто с целью объяснить частые поражения наших 
союзников. При этом я вовсе не подразумеваю, что отношения между итальянскими 
солдатами и офицерами не были хорошими. В подавляющем большинстве случаев они 
были таковыми, несмотря ни на что. Тем не менее это лишь еще раз доказывает, 
что 
итальянским солдатам изначально были присущи хорошие качества и что из них 
можно