окружать районы действия партизан кордонами и либо полностью блокировать их, 
либо 
атаковать с помощью войск, развернутых на заградительном рубеже. 
Возникшее у военнослужащих наших частей чувство неуверенности и ощущение того, 
что 
они в любой момент могут быть атакованы, привели к выработке особой тактики 
защиты 
от нападений из засады. Вместо того чтобы дожидаться, пока в них начнут 
стрелять из 
какого-нибудь дома, наши солдаты стали нейтрализо-вывать возможных снайперов, 
заблаговременно открывая огонь по подозрительным строениям и ведя его до тех 
пор, 
пока противник не оказывался выведенным из строя. Это был единственный способ 
защититься от пули в спину. Особую важность приобрела для нас защита тыловых 
коммуникаций и обозов, а также безопасная перевозка раненых по дорогам и шоссе 
- 
нам необходимо было решить эти проблемы, чтобы избежать серьезных потерь. 
Учитывая жестокость и антигуманный характер действий партизанских отрядов, в 
критический период я был вынужден отдать приказ о неограниченном применении 
против них любого оружия. Это было сделано для того, чтобы сократить те 
невероятно 
большие потери, которые мы несли из-за беспечности и совершенно неуместной 
мягкости, проявляемых нашими солдатами. Война против партизан неизбежно 
приводила 
к атрофии человеческих чувств, которая таила в себе большую опасность. Однако 
пытаться избежать ее было равносильно самоубийству. 
Из принципа я воздержался от применения против партизан бомбардировочной 
авиации, 
которая, естественно, была бы наиболее эффективным средством борьбы с ними, - я 
не 
мог взять на себя ответственность за ущерб, который бомбардировки могли бы 
причинить 
мирным жителям в случае нанесения ударов по густонаселенным районам. Дальнейшие 

события показали, что подобная щепетильность весьма скупо вознаграждается [358] 

благодарностью. В будущем такие соображения должны быть отброшены - если только 

партизанская война не будет повсеместно запрещена. 
Особенности, характеризующие действия мятежников или партизанских отрядов, 
делают 
допустимыми с точки зрения международного права определенные меры, чуждые 
солдатам, воюющим на фронте. К сожалению, статьи Гаагской конвенции о наземной 
войне страдают известной неопределенностью на этот счет, существование которой 
частично компенсируется использованием туманного термина "обычаи войны". 
Вопросами, которые требуют прояснения, являются следующие: заложники и убийство 

заложников; ответные карательные меры, их характер, возможная степень суровости 
и ее 
зависимость от действий нерегулярных вооруженных формирований; коллективные 
меры 
и предварительные условия, необходимые для их применения; чрезвычайные декреты 
и 
юридическая процедура. 
Должно быть ясно, что туманность международных правовых норм и имеющиеся в них 
лазейки в критические моменты приводят к неизбежным грубым ошибкам и ненужным 
жертвам с обеих сторон. Известно, что существуют различия в интерпретации тех 
или 
иных деяний между, к примеру, континентальным и англосаксонским правом. Поэтому 

формулирование соответствующих юридических норм антипартизанской деятельности 
таким образом, что ответственный военачальник не может применить их на практике,
 
является не чем иным, как преступлением против духа закона. Многие из 
перечисленных 
выше действий, например ответные карательные меры, могут трактоваться 
по-разному, и 
потому решение об их применении должен принимать облеченный ответственностью 
командир после тщательного изучения конкретных обстоятельств дела. 
Поскольку, в соответствии с германскими законами, отдавать приказ о применении 
карательных мер имели право только представители командного состава начиная от 
командира дивизии и выше, имевшие в своем распоряжении опытных советников, 
налицо 
были достаточно надежные гарантии против необоснованных репрессий. [359] Однако 

факт остается фактом: солдат, которого только что пытались убить из-за угла и 
который 
ослеплен гневом, действует иначе, нежели педантичный прокурор или судья, 
которому на 
его скамье ничего не грозит.