(если 
исключить выброску воздушного десанта в непосредственной близости от столицы), 
был 
залив Салерно. 
3-4 сентября противник сделал первый ход. Войска Монтгомери пересекли 
Мессинский 
пролив и развернули наступление в горах Калабрии. Однако их продвижение вперед 
было 
медленным. Если не считать высадку в Пиццо, предпринятую британцами в пять 
часов 
утра 8 сентября, они, к нашему большому облегчению, не предприняли 
крупномасштабных десантных операций, которые могли бы представлять серьезную 
угрозу для 29-й панцер-гренадерской и 26-й танковой дивизий, которые 
выдвинулись на 
север в направлении Салерно и тем самым ослабили нашу оборону в Калабрии. 
Значительная часть флота вторжения противника находилась в [281] Тирренском 
море в 
состоянии боевой готовности с 8 сентября, то есть с того самого дня, когда 
мощная 
группировка вражеских бомбардировщиков среди бела дня нанесла удар по моему 
штабу 
во Фраскати. 
Теперь главный вопрос состоял в том, где высадятся войска альянса. Тот факт, 
что флот 
вторжения находился в Тирренском море на широте Неаполя, вовсе не обязательно 
означал, что целью противника является именно Неаполь. С таким же успехом он 
мог 
нацеливать острие своего удара на Рим или Кампанью, где дислоцировались пять 
боеспособных итальянских дивизий, которые могли бы поддержать операцию по 
высадке 
войск альянса, а местность прекрасно подходила для выброски десанта с воздуха. 
Я считал, что в случае высадки противника в районе Неаполя уводить наши части 
из 
Центральной Италии не будет необходимости. Разумеется, ситуация в этом случае 
была 
бы весьма серьезной, однако ее можно было бы контролировать - особенно, если бы 

Верховное командование вермахта удовлетворило мои многочисленные просьбы и 
послало на юг, к нам на помощь, одну или две дивизии из армии Роммеля, 
бездействующей на севере, и если бы эти дивизии прибыли вовремя. Могли 
возникнуть 
некоторые сложности с итальянскими войсками, но я мог положиться на генерала 
фон 
Витингофа, которому в самом деле удалось наладить дружеские отношения с 
генералом, 
командовавшим 7-й итальянской армией в Калабрии. Я также верил в то, что 
командование германских частей на Сардинии и Корсике сумеет договориться с 
итальянцами или в крайнем случае сможет пробиться к своим. 
В целом ситуация, в которой я оказался, была весьма сложной. Я до сих пор не 
могу 
понять, почему Гитлер решил списать со счетов и не принимать во внимание восемь 

первоклассных германских дивизий (шесть на юге Италии и две неподалеку от Рима) 
и 
обладавшие весьма значительной мощью зенитные части и не послал мне на помощь 
одну 
или две дивизии, уже сгруппированные на севере страны. Я достаточно часто 
объяснял 
Верховному командованию вермахта, насколько важным для битвы за Германию 
является 
обладание военно-воздушными базами [282] в Апулии, а также то, что ее равнины 
ни в 
коем случае нельзя просто так отдавать противнику. Но, как бы то ни было, не 
был сделан 
даже такой очевидный шаг, как соединение дивизий Роммеля, дислоцировавшихся в 
Северной Италии, и подчиненных мне войск, находившихся неподалеку от Рима или 
севернее его. Идея Роммеля, состоявшая в отводе всех войск из южных и 
центральных 
районов Италии и обороне только севера страны, явно настолько прочно 
укоренилась в 
голове Гитлера, что он оставался глух даже к тем предложениям, необходимость 
реализации которых была тактически очевидной. Но раз уж Гитлер настолько 
проникся 
планом Роммеля, оставалось сделать только одно - улучив подходящий момент, 
вывести 
из Южной Италии германские сухопутные дивизии и части ВВС и ВМС. 
Было уже далеко за полдень, когда Йодль сообщил мне, что итальянцы перешли 
Рубикон. 
У меня было мало времени на раздумья. Собственно, предаваться долгим 
размышлениям