опасность 
была наиболее реальной, в том числе изолированные островные гарнизоны. Все 
склады 
должны были быть по мере возможности замаскированы, причем их следовало 
использовать в качестве козыря, ведя переговоры с итальянским командованием и 
добиваясь от него, чтобы оно дало нам возможность уйти. Там, где при решении 
этих 
вопросов были возможны трудности, следовало принять все возможные меры для того,
 
чтобы незаметно увести германские части и вывезти военное имущество. 
На островах и на Калабрийском фронте мы должны были отступить без боя, там же, 
где 
итальянские части попытались бы нам помешать, следовало всеми доступными 
средствами добиться устранения всех препятствий для отступления по железным 
дорогам. 
В зоне предполагаемого вторжения противника и в районе столицы бои были почти 
неизбежны, и нам следовало вести их до того момента, когда ситуация прояснится. 

Нашим офицерам связи, работавшим при итальянских штабах, следовало внимательно 
наблюдать за их деятельностью; эти люди были глазами своих командиров, от их 
докладов зависела безопасность последних вместе с их штабами. 
В целях самозащиты следовало также эвакуировать всех наших людей из городов, а 
там, 
где это было практически невозможно сделать, нужно было собрать их в зданиях, 
которые 
было бы удобно оборонять. 
Роль командования ВВС в операции "Ось" состояла в том, чтобы разом взять под 
свой 
контроль все исправные самолеты и зенитные орудия. Командование ВМС должно было 

помешать итальянскому флоту выйти в море, чтобы впоследствии его можно было 
использовать [269] для решения определенных задач в интересах Германии. 
Захват всех важных с военной точки зрения пунктов связи должен был стать 
заключительным шагом в комплексе мер, направленных если не на полную 
парализацию, 
то по крайней мере на сдерживание действий итальянского командования в случае 
перехода его на сторону противника. 
Идею взятия в плен всех итальянских частей в моей зоне ответственности я отверг 
с 
самого начала, поскольку, с одной стороны, это было бы трудно сделать, а с 
другой - это 
могло бы не столько пойти нам на пользу, сколько навредить. 
Отдельные армейские и зенитные подразделения, приданные моему штабу и штабу 
2-го 
воздушного флота во Фраскати, были усилены, а расположенные там же бомбоубежища 

расширены. 
Период, предшествовавший отступничеству Италии, для моих командиров и меня был 
периодом исключительного нервного напряжения. Для меня как для солдата 
необходимость лгать и притворяться, навязанная мне нашими союзниками и Гитлером,
 
была невыносимой. Я не мог увязать воедино действительно существовавшую 
вероятность 
того, что наши союзники ведут нечестную игру, с моим твердым доверием по 
отношению 
к моим итальянским соратникам и моей верой в слово, данное королем и Бадольо. 
Связанное с этим беспокойство, а также мои далеко не самые приятные контакты со 

ставкой фюрера, бремя служебных забот, распространение войны в воздухе на всю 
территорию Италии и мрачные перспективы, маячившие впереди, - все это 
постепенно 
подтачивало мои нервы. Тем не менее, в день, когда Италия сдалась, принесший с 
собой 
еще и бомбовый удар по моему штабу, высадку войск альянса в заливе Салерно и 
бегство 
королевской семьи и правительства из Рима на самолете, я почувствовал радость 
от того, 
что сделал все, что было в моих силах, и для того, чтобы удержать итальянцев от 

совершенного ими шага, и для того, чтобы уберечь Германию от тех неприятностей, 

которых можно было избежать. [270] 
День сдачи Италии - 8 сентября 1943 года
Утро 8 сентября не таило в себе никаких признаков того, что наступающий день 
станет 
роковым для нашей кампании на Средиземноморском театре военных действий. У меня 

были назначены встречи с Роаттой и де Куртеном. Когда зенитные батареи открыли 
огонь 
по бомбардировщикам противника, появившимся в небе над Фраскати, я проводил