итальянцам водить меня за нос и требовал, чтобы я приготовился к серьезным 
событиям. 
Эта его откровенность связала мне руки. Я не мог не поверить фюреру, но в то же 
время 
очень сожалел о том, что он не раскрыл мне источник полученной им информации. С 
тех 
пор, что бы я ни делал, меня все время мучили сомнения. 
Недоверие Гитлера лично ко мне несколько ослабло, но продолжало сказываться на 
наших отношениях. Поэтому и я, и итальянское правительство были в равной мере 
удивлены, когда на аэродроме в Риме высадилась 2-я парашютно-десантная дивизия 
Рамке. Я давно требовал подкреплений, и-это событие было более чем кстати со 
всех 
точек зрения, хотя я предпочел бы, чтобы оно произошло с более строгим 
соблюдением 
установленных порядков и процедур. Внезапное появление в зоне итальянской 
столицы 
германской дивизии хотя и вызвало некоторое возмущение, в то же время явно 
укрепило 
наш контроль за ситуацией, поскольку с этого момента итальянское правительство 
не 
могло не понимать, что его двуличие для нас больше не является секретом. 
Когда вскоре после этого германские дивизии и штабы хлынули в Северную Италию, 
итальянцы еще больше приуныли. Основания, опираясь на которые Гитлер предпринял 

этот шаг, были ясны каждому солдату - мы должны были исходить из самого худшего,
 то 
есть из предположения, что Бадольо хочет использовать укрепления в районе 
северной 
границы страны против нас и заблокировать железные дороги, ведущие в Германию, 
перерезав [263] таким образом тыловые коммуникации немецких дивизий, защищающих 

Италию, а затем и вовсе сдать эти дивизии противнику. Тот, в чьих руках 
оказался бы 
контроль над Бреннером и шоссейными и железными дорогами, ведущими на восток в 
Австрию, на Балканы и на запад во Францию, мог бы с полным основанием сказать, 
что 
он держит Германию за горло. Таким образом, хотя переброска в северные районы 
Италии группы армий В очень расстроила итальянцев, причиной ее было зловещее 
поведение наших союзников. Хотя в целом германские войска с уважением 
относились к 
чувствам итальянцев, было совершено несколько грубых ошибок, которые оказали 
негативное влияние на мой авторитет по другую сторону Альп. Перед фон 
Ринтеленом 
стояла незавидная задача. В любом случае у Бадольо не осталось больше 
возможностей 
для осуществления его дьявольских идей - я не могу подобрать другого 
определения для 
его замыслов, которыми он отплатил нам за нашу верность и пролитую нами кровь. 
Оглядываясь назад, я думаю, что он действительно хотел реализовать описанный 
выше 
план. Это ясно подтверждается чрезвычайно настойчивыми требованиями перебросить 

германские дивизии, дислоцировавшиеся в центральной части и на севере Италии, в 

Калабрию и Апулию. Выдвигая эти требования, итальянцы уже вели с альянсом 
переговоры о сдаче. 
Так или иначе, правительство Италии и Верховное командование итальянских 
вооруженных сил в устной и письменной форме выразили протест против 
"недопустимого нарушения" суверенитета их страны и со своей стороны предприняли 

кое-какие военные приготовления. 
Мы же увеличили численность наших войск в непосредственной близости от Рима, 
постепенно доведя ее до пяти с лишним дивизий за счет танковых частей, которые, 

несмотря на требования военного времени, до этого момента спокойно дожидались 
своего часа в резерве. 
6 августа Риббентроп и Кейтель встретились с Амбро-зио и фельдмаршалом 
Гуарильей в 
Таврисе, но эти переговоры не дали осязаемого результата. Это никого не удивило,
 
поскольку антагонизм уже стал слишком явным. Стороны безуспешно требовали друг 
от 
друга уступок, которые в обычных условиях вряд ли вызвали бы [264] какие-либо 
споры. 
Кейтель хотел, чтобы итальянцы отправили в бой свои дивизии, развернутые в 
центральной и северной части страны, а Амброзио настаивал на том, чтобы все 
германские дивизии, переброшенные в Ломбардию, были подчинены итальянскому 
командованию, которое должно было бы также взять на себя охрану железных дорог. 

Разногласия по этим вопросам помешали обсуждению других.