если Гитлер овладеет Европой, американцам придется воевать на собственной 
территории «с такими же потерями и опустошениями, какие происходят сейчас на 
фронте в России».
 Ныне, в середине ноября 1941 года, президент не мог сказать ничего больше. Еще 
меньше мог сделать; призвал народ занять боевые места, но ведь битвы не было. 
«У него не осталось больше материала для фокусов, — говорил позднее Шервуд. — 
Мешок, из которого он так часто изымал кроликов, опустел». Всегда умевший 
влиять на массы и обладавший большой силой убеждения, Рузвельт столкнулся с 
величайшим кризисом, из которого невозможно выбраться. Умевший выбирать нужное 
время, импровизировать и манипулировать, он столкнулся с разбухшим балансом сил 
и стратегий, — обеспечить какую-либо устойчивость или что-то изменить оказалось 
выше его сил и способностей. В начале августа президент утратил инициативу, ему 
оставалось только выжидать. А влияние на ход событий, в том числе решающее, все 
еще оставалось в руках Адольфа Гитлера.
 Кризис президентского руководства проявился в дилемме национальной стратегии 
1941 года. Согласно перспективным планам США в случае войны должны 
непосредственно участвовать в боевых действиях против Германии и уклоняться или 
сдерживать воинственность Японии. Рузвельт не исключал конфронтации с Германией,
 вероятно, в связи с рядом инцидентов в Атлантике, но избегал конфликта с 
Японией. Обличая нацизм, старался не упоминать японскую агрессию или 
империализм. Однако Гитлер сознательно избегал доводить дело до войны в 
Атлантике; между тем на Дальнем Востоке обстановка отнюдь не нормализовалась, а 
становилась все более критической.
 А если бы война разразилась в Тихоокеанском регионе, что тогда? Наиболее 
вероятно, что японцы нанесли бы удары по английским и голландским владениям, но 
не американским. Шервуд поставил вопрос довольно остро. Вот французские 
изоляционисты шумно протестовали: «Для чего нужно умирать за Данциг?»; так 
почему американцы должны умирать, защищая Кра-Итсмус или британский империализм 
в Сингапуре, голландский империализм в Ост-Индии или большевизм во 
Владивостоке? США уже недостаточно просто оказывать помощь; несомненно, 
Рузвельт мог добиться объявления войны, но выдержит ли расколотая и удрученная 
страна испытание тотальной войной? И если США не станут сопротивляться японской 
агрессии против Англии и Голландии вооруженным путем, что случится с британской 
обороной на Дальнем Востоке, ведь Англия предпринимает колоссальные военные 
усилия на Британских островах, Ближнем Востоке, Северной Африке и в акваториях 
семи морей?
 Очевидный ответ на этот вопрос — нужно сдерживать Японию как можно более 
продолжительное время. Постепенно возникнет открытый конфликт с Германией. Если 
Япония не вступит в войну, то, возможно, по тем же причинам, по которым 
воздерживается от присоединения к русско-германскому конфликту. В ноябре 1941 
года Рузвельт нуждался в этом не только из-за стратегии «приоритет Атлантики», 
но и в результате изменения планов в отношении Филиппин. Прежде архипелаг 
рассматривался как территория, которую невозможно защитить от массированного 
нападения противника. Вот почему военное и морское ведомства не брали на себя в 
отношении ее больших обязательств. С назначением генерала Макартура командующим 
вооруженными силами США на Дальнем Востоке и принятием на вооружение тяжелого 
бомбардировщика «В-17» Филиппины стали вновь рассматриваться как стратегически 
важная территория. Но требовалось время для укрепления их обороны — минимум 
два-три месяца.
 Таким образом, преждевременная конфронтация с Японией означала бы ведение не 
той войны, что ожидалась, не в том океане и не в то время. Однако в ноябре 1941 
года уже ясно, что Соединенные Штаты ожидает именно эта война. Почему же 
президент не поддерживал отношения с Японией и дальше, стараясь не доводить их 
до конфликта?
 Как раз это он и пытался делать, по крайней мере до ноября. Но это было 
непросто. Каждый раз, когда распространялись слухи о намерении Вашингтона пойти 
хотя бы на небольшой компромисс в центральном вопросе — вывода японских войск 
из Китая, Чунцин поднимал истошные крики. Черчилль тоже настаивал на жестком 
курсе в отношении Токио. На родине Рузвельт имел дело с общественным мнением, 
настроенным к Японии более воинственно, чем к Германии. В начале августа число 
тех, кто возражал против войны с Японией, превосходило число тех, кто выступал 
за войну с ней, в соотношении три к одному, в то время как в конце ноября вдвое 
больше американцев ожидали в ближайшем будущем войны с Японией, чем были 
уверены в обратном.
 Несомненно, тут важны правильный расчет и трезвый анализ. Черчилль, все еще 
переживавший горькие уроки Мюнхена, считал, что обеспечить мир можно только 
проведением жесткой политики. Именно нерешительность демократий спровоцировала, 
по его мнению, агрессоров на войну. Рузвельт не уверен, что азиатский образ 
мышления действует таким же образом. Тем не менее больше склонен поддержать 
теорию Черчилля об обеспечении мира через твердость и стремление Халла 
проводить принципиальную политику, чем настойчивые рекомендации Стимсона и 
Нокса продолжать курс на сдерживание японцев, чтобы не отвлекаться от стратегии 
«приоритет Атлантики» и выиграть время для военных приготовлений в 
Тихоокеанском регионе.
 Позднее получила распространение странная точка зрения: президент, скованный в 
действиях по развязыванию войны с Гитлером, добился своего через «черный ход» — 
конфликт с Японией. Подобно всем великим стратегам, он, дескать, опасался войны 
на два фронта, и стратегия Америки была нацелена в первую очередь на войну с 
Гитлером. На самом деле президент мог бы воспользоваться «черным ходом» войны, 
но только не в конце 1941 года, а через три или шесть месяцев после того, как