Я прошу конгресс сделать это до 1 октября. Если к этой дате вами ничего не 
будет сделано, я возьму на себя ответственность, имея обязательства перед 
народом, принять меры к тому, чтобы военные усилия не сопровождались 
экономическим хаосом.
 В случае, если конгресс откажется действовать, причем сообразно 
обстоятельствам, я приму на себя такую ответственность и буду действовать сам.
 Когда стабилизируются цены на сельскохозяйственную продукцию, можно будет 
стабилизировать и зарплату. Я сделаю это...»
 Как обычно, президент приберег наиболее весомые аргументы для вечерней беседы 
у камелька. Начал он с рассказа о пилоте американского пикирующего 
бомбардировщика, который обещал «ради тех, кто дома» угодить своими бомбами 
прямо в полетную палубу японского авианосца и погиб, пытаясь выполнить свою 
задачу, в Коралловом море. Президент посему наградил пилота медалью «Честь 
конгресса».
 — Вы и я — «те, кто дома», ради нашей защиты сражался мужественный пилот и 
неоднократно рисковал жизнью. Что делаем мы, «те, кто дома», чтобы выиграть 
войну?
 Ответить на такой вопрос можно лишь признанием, что мы делаем для этого 
недостаточно.
 Если конгресс будет бездействовать, снова предупредил президент, то он возьмет 
на себя ответственность предотвратить «экономический хаос».
 — Это самая тяжелая война в истории. Нам не следует оставлять будущим 
историкам исследовать, достойны ли мы оказались встретить этот беспрецедентный 
вызов. Мы ответим на этот вопрос сейчас, и ответом будет «да».
 Через несколько дней репортер задал президенту вопрос, который задавали друг 
другу многие американцы в Вашингтоне:
 — Если окажется, что 1 октября ваш законопроект против инфляции будет 
обсуждаться в конгрессе, но его не примут, станете ли вы в этом случае ждать, 
чтобы дать им еще один шанс?
 — Какое слово в вашем вопросе первое? — спросил президент репортера.
 Тот произнес фатальное «если». Рузвельт не собирался полагаться на случай, он 
вел свою игру. Вызвал из Техаса Рэйберна и попросил его находиться под рукой в 
течение недели.
 Чувствуя себя неуютно под градом обличений и ультиматумов главы исполнительной 
власти, конгрессмены уныло занялись обсуждением антиинфляционной программы. В 
течение недели им были представлены законопроекты, состоялись слушания, члены 
обеих палат близко познакомились с антиинфляционными мерами. И снова фермерские 
группы встали на пути законодателей, как сборщики пошлин. Они требовали 
пересчета цифр паритетного соглашения, что привело бы к росту цен на 
сельскохозяйственные продукты. Рузвельт публично осудил это требование. На 
очереди было президентское вето и использование чрезвычайной экономической 
власти. Однако умеренные сенаторы состряпали компромиссное решение по 
паритетному соглашению и делегировали президенту дополнительные полномочия по 
регулированию цен на продукты. Законопроект в окончательном виде предусматривал 
другие протекционистские меры для фермеров. Конгресс утвердил законопроект 2 
октября, и президент, хотя и не вполне удовлетворенный, подписал его в тот же 
день.
 Пришлось ожидать еще три недели прохождения в конгрессе законопроекта о 
налогах, к тому же разочаровывающего. По оценке министерства финансов, эта мера 
обеспечит сборы в казну лишь на 7 миллиардов долларов. Закон сокращал число лиц,
 освобожденных от налогов; немного снизил максимальный добавочный подоходный 
налог на индивидуальные доходы; в умеренной степени — на максимальный доход 
корпораций и значительно — на максимальную норму сверхприбыли; увеличил число 
акцизов на предметы роскоши и редкие товары. Рузвельту ничего не оставалось, 
как подписать законопроект. Он шутливо заметил Моргентау, что с трудом прочитал 
его, потому что ничего в нем не понял. Министр финансов сокрушался по поводу 
начала тотальной налоговой войны.
 Президент нашел надежного человека для проведения в жизнь своей 
стабилизационной программы — судью Джеймса Бирнса, непреклонного переговорщика 
и функционера, которого Рузвельт годом раньше назначил членом Верховного суда. 
Либералов обеспокоили его прошлая принадлежность к влиятельным политическим 
кругам юга и ярко выраженный консерватизм, но Рузвельт ориентировался на 
высокое мнение о Бирнсе Франкфуртера и рекомендацию Гопкинса, который считал, 
что «Джимми лоялен, сведущ, способен выносить самостоятельное суждение, имеет 
политическое чутье». Бирнс переехал в новое, восточное крыло Белого дома в 
качестве директора Агентства по экономической стабилизации. Вскоре он говорил 
Гопкинсу улыбаясь:
 — Я хочу предложить тебе, Гарри, держаться подальше от моих дел.


НАРОД В ВОЙНЕ

 В бурные периоды экономической и социальной ломки в Америке особенно уязвимы 
были четыре категории населения — промышленные рабочие, негры, этнические 
группы и женщины. Все эти группы в 1942 году переживали превратности 
критического характера, их зависимость от федерального правительства усилилась, 
прямо и косвенно они обращались за помощью к президенту.
 Разумеется, женщины отнюдь не принадлежали к части населения, наиболее 
пострадавшей в период войны. Надели форменную одежду женщины, служившие в 
разных видах вооруженных сил; брюки — те, кто работал на военном производстве.