магазинов, мы всерьез прислушались к этим известиям и доложили о происходящем 
фюреру.
 Гитлер немедленно вызвал полицей-президента Мюнхена обергруппенфюрера СС 
барона фон Эберштайна. Тот ничего о происходящем не знал. Фюрер приказал 
принять все меры против поджигателей и мародеров, чтобы прекратить это 
«безумие». Чем больше раздавалось звонков о разрушениях еврейских торговых 
заведений и синагог также из других городов, тем сильнее возбуждался он и 
приходил в ярость. Я не сомневался, что Гитлер не изображает неожиданность. Он 
так же не знал об этом, как и полицей-президент и СС, которые были обескуражены 
тем, что происходит. Той же ночью Гитлер соединился с Геббельсом, телефонный 
разговор был долгим, и вел он его наедине из своей комнаты. После этого фюрер 
не показывался. Мы продолжали обсуждать события. Из намеков Шауба мы поняли, 
что Геббельс как-то приложил руку к этому делу, спонтанно и необдуманно, дабы 
придать парижскому покушению политическую почву. Нежелание Гитлера появляться 
на людях говорило о его раздражении произошедшим, о котором он ничего не знал. 
Поджоги синагог и разрушение еврейских лавок он резко осудил.
 Насчет виновников поначалу ничего известно не было. В результате поджигателем 
стали называть самого Гитлера, и он знал это. Однако он все же покрыл 
виновников, когда вскоре выяснилось, что инициатором был сам Геббельс. 
Примечательно, что фюрер вел себя подобно тому, как это было во время кризиса 
Вломберг – Фрич. Акции против синагог и еврейских торговых заведений 
проводились у всех на глазах, и затушевать их оказалось невозможно. Ночь с 9 на 
10 ноября 1938 г. навечно вошла в историю как «Имперская Хрустальная ночь»{138} 
, и этот погром отныне компрометировал Гитлера. Верность своим старым боевым 
соратникам оказалась для него важнее, чем собственная репутация. Геринг 
охарактеризовал эти события как тяжелый политический и экономический удар для 
Германии. Хотя он и был вынужден вместе с Гитлером определить требуемую евреями 
и подлежащую выплате «контрибуцию» в один миллиард рейхсмарок, но осудил эту 
акцию как «свинство», ибо боялся отрицательных внешнеполитических последствий. 
Кроме того, ему предстояло в качестве уполномоченного по осуществлению 
Четырехлетнего плана найти и получить из заграницы валюту для оплаты новых, 
взамен разбитых, витрин. В последующие годы мне ни разу не приходилось слышать 
от Гитлера о «Хрустальной ночи» ни единого слова. Эксцессы вызывали скорее 
симпатии к евреям, нежели способствовали антисемитизму.
 В результате этих событий Рузвельт отозвал посла Соединенных Штатов из Берлина.
 Соответственно, Гитлер приказал вернуться из Вашингтона германскому послу 
Дикхофу. Квота выезжающих из Германии евреев стремительно возросла, хотя в 
течение 1938 г. различные государства их больше не принимали. В Польше даже был 
введен закон, запрещавший въезд евреев из Германии по политическим мотивам. 
Летом по инициативе Рузвельта в Эвиане состоялась международная конференция по 
вопросам беженцев, в которой участвовали 52 государства. Было известно, что она 
– без ощутимых результатов – обсудила в первую очередь проблему приема евреев 
во всех частях земного шара. Когда Риббентроп в начале декабря вел в Париже 
переговоры с французским правительством, он по возвращении сообщил о намерении 
последнего предоставить остров Мадагаскар в качестве возможного места для 
размещения еврейских беженцев из Германии.




 Проблемы вооружения люфтваффе


 Следующие недели были богаты встречами и поездками. После короткого пребывания 
на Оберзальцберге, в Мюнхене и Нюрнберге мы 15 ноября прибыли в Берлин, а затем 
17-го отправились в Дюссельдорф на государственные похороны убитого советника 
Рата. 19 ноября через Годесберг, Аугсбург, Мюнхен вернулись на Оберзальцберг. 
Здесь мне представился случай поговорить с Гитлером о проблемах люфтваффе. Моя 
озабоченность тем, не основываются ли его планы на неверных данных о состоянии 
ее вооружения, частично подтвердились. Но в принципе фюрер был в курсе дела.
 О бомбардировщиках «Ю-88» и «Хе-177» Гитлер имел ясное представление, но 
считал, что «Ю-88» уже достаточно опробован и потому полностью применим. Мои же 
опасения он принимал к сведению молча. В разговоре о запланированном «Хе-177» 
фюрер снова проявил свое инстинктивное предпочтение простых технических решений.
 Он сомневался в том, является ли тандемная форма расположения моторов, новая 
конструкция, наилучшим из возможных решением для четырехмоторного 
бомбардировщика. Геринг же внушал своим сотрудникам из министерства авиации, 
что Гитлер, мол, в вооружении сухопутных войск и военно-морских сил разбирается 
подробно, а вот насчет самолетов ему лучше помолчать. Постепенно до меня 
«дошло», что Геринг сознательно хочет распространить такое представление о 
технических интересах и знаниях фюрера. Однажды и сам Геринг не проявил таких 
знаний, но Гитлер, по-видимому, этого не заметил. К тому же Геринг не желал, 
чтобы фюрер вникал в авиационные вопросы детально, и поправлял его. Гитлер же, 
со своей стороны, тогда неограниченно доверял Герингу и был успокоен тем, что 
ему лично не надо заботиться об этом. Но со временем я констатировал, что он 
думал о вооружении авиации больше, чем предполагал Геринг. Считая вообще в 
вопросах вооружения воздействие оружия первостепенным фактором, Гитлер сознавал 
важность оснащения самолетов бортовым оружием соответствующего калибра, объема 
их бомбового груза во взаимосвязи с соответствующей дальностью полета, не 
говоря уже о том, что одним из его приоритетов была зенитная артиллерия.