15 сентября 1938 г. Гитлер выехал в Берлин. На сей раз его сопровождали два 
адъютанта от вермахта – Шмундт и я. Это вскоре оказалось полезным. Гитлер хотел 
использовать день пребывания в Мюнхене для своих приватных дел, но тут пришла 
ошеломляющая телеграмма Чемберлена{128}. В ней он выражал свою готовность 
немедленно прибыть в Германию, чтобы найти мирное решение для выхода из 
критического положения. Предложение это произвело на Гитлера большое 
впечатление. Он приказал немедленно соединить его с Риббентропом, коротко 
обсудил с ним ситуацию и затем сообщил Чемберлену, что охотно готов принять его 
на Оберзальцберге. Сначала фюрер даже подумывал, не выехать ли навстречу 
западному государственному деятелю, но быстро от этой мысли отказался. Зная 
любовь англичан к жизни на природе, Гитлер счел желательным принять британского 
премьер-министра на фоне альпийского ландшафта.
 Весть о встрече Гитлера и Чемберлена оказалась равнозначна сенсации. Вечером 
накануне этой встречи в «Бергхофе» фюрер был возбужден и словоохотлив. В долгой 
беседе со Шмундтом и со мной он заявил: подготовка к осуществлению плана «Грюн» 
должна быть продолжена. Из неожиданного решения Чемберлена Гитлер сделал такой 
вывод: премьер-министром движет не германо-чешская напряженность, а страх перед 
Германией. Этот страх всегда служил для Англии поводом для вмешательства. 
Желание Чемберлена фюрер истолковал как доказательство того, что британская 
политика союзов пока не дала окончательных результатов, а вооружение Англии еще 
не завершено, и это не позволяет ей вмешаться сейчас в европейский конфликт. 
Для Гитлера то был сигнал к действию.
 В первой половине 15 сентября Чемберлен вылетел самолетом в Мюнхен, а оттуда 
отправился дальше спецпоездом Гитлера. Из Берлина на Оберзальцберг прибыл 
Кейтель. Фюрер захотел, чтобы он находился под рукой. Риббентроп, его 
статс-секретарь Вайцзеккер и личный переводчик Шмидт появились здесь незадолго 
до прибытия Чемберлена, который захватил с собой своего ближайшего советника 
сэра Горация Вильсона, а также Вильяма Стрэнга – одного из чиновников «форин 
оффис» и английского посла в Берлине сэра Невилла Гендерсона.
 Гитлер встретил своего гостя у наружной лестницы «Бергхофа» и проводил его в 
большой холл. Он предоставил самому премьер-министру определить, кто из 
сопровождающих его лиц будет присутствовать на беседе. Бросалось в глаза, что 
Чемберлен прибыл без своего министра иностранных дел{129}. Наше министерство 
иностранных дел интерпретировало это так, что он хотел вести разговор с 
Гитлером без Риббентропа. Чемберлен отказался при этом и от собственного 
переводчика. Причины сего остались неизвестны.
 После чая Гитлер, Чемберлен и Шмидт удалились в рабочие помещения. Обсуждение 
длилось несколько часов, никто из ожидавших вызова лиц к нему привлечен не был. 
После беседы Чемберлен сразу же распрощался, чтобы ехать в Берхтес-гаден, где 
ему были приготовлены ужин и апартаменты для ночевки в отеле. Ходом переговоров 
Гитлер остался доволен, но такого соглашения, которого он желал, достигнуто все 
же не было. Правда, Чемберлен согласился с требованием фюрера об осуществлении 
судетскими немцами их права на самоопределение. Но он должен посоветоваться со 
своим кабинетом, чтобы найти путь для реализации этого права на практике, а 
потом снова прибыть в Германию для переговоров. Однако британский премьер 
попросил Гитлера дать заверение, что до тех пор никаких насильственных действий 
против Чехословакии предпринято не будет.
 На следующий день мы услышали от Гитлера некоторые подробности, но прежде 
всего – его мысли о беседе с Чемберленом и его соображения по судетскому 
вопросу. В принципе фюрер остался при своем намерении вступить в Прагу. Лишь 
весьма неохотно – только если, учитывая общеевропейское положение, этого 
избежать не удастся, – он соглашался принять английское предложение. Но все 
дальнейшее должно быть урегулировано политическим путем непосредственно с 
Чехословакией без всякого вмешательства англичан. Впрочем, править этим 
смешением народов в Чехословакии очень трудно. Остальные меньшинства – поляки, 
венгры, а особенно словаки – тоже покоя не дадут.
 Гитлер говорил о Чемберлене с признательностью. Беседа с ним заставила его 
призадуматься. Если британский премьер-министр в своей политике умиротворения, 
пожалуй, все же честен и взаимопонимание между Германией и Англией – осязаемо 
близко, то для него, Гитлера, любой путь хорош. Фюрер отметил, что главнейшая 
трудность – это парламентская система в Англии. Если с Чемберленом наблюдается 
теперь сближение, то никак нельзя знать, что скажут на сей счет правительство и 
парламент в Лондоне. Премьер-министр проявил некоторую неуверенность и не 
осмелился решать самолично. Казалось, Гитлер разрывается между надеждой и 
разочарованием. Он высказал это при случае примерно такими словами: Германию и 
Англию разделяют статьи Версальского договора. Казалось также, что и фюрер тоже 
приветствует мирное решение чешской проблемы. Не только весь немецкий народ, но 
и личное и служебное окружение Гитлера в «Бергхофе» вздохнули с облегчением.




 «Чайный домик»


 Тем временем Борман позаботился об одном аттракционе на Оберзальцберге. На 
вершине Кельштайн, метров 800 над «Бергхофом», за несколько месяцев был 
построен «Чайный домик». Гитлер отнесся к этой затее не очень одобрительно,