до конца преодолеть и искоренить одно из самых гнусных и отвратительных явлений 
недавнего прошлого – гитлеризм, национал-социализм в любой его форме и ипостаси.
 Фашизм, под каким бы флагом и в каком бы обличье, со свастикой или без оной, 
ни выступал, какими бы демагогическими лозунгами и ностальгией по «сильной 
руке» и тому подобным формам диктатуры и тоталитаризма ни маскировал свою 
коричневую человеконенавистническую суть, больше не имеет права на 
существование – нигде и никогда. Ради этого отдали свои жизни павшие в Великой 
Отечественной войне против гитлеровской Германии.
 Григорий Рудой, ветеран Великой Отечественной войны.
 2000 г.




 От автора


 Почти восемь лет – с 16 июня 1937 г. до 29 апреля 1945 г. – я в качестве 
адъютанта от люфтваффе{1} входил в состав «адъютантуры вооруженных сил при 
фюрере и рейхсканцлере» Адольфе Гитлере и таким образом являлся самым 
непосредственным очевидцем успехов и падения национал-социалистического 
господства в Германии. После его краха – сначала офицеры разведок и следователи,
 а потом и различные историки – зачастую спрашивали меня о пережитом мною и о 
моих впечатлениях. Я отвечал на их вопросы чистосердечно и в меру своей 
осведомленности и лишь при допросах после пленения в Бад-Ненндорфе, а также в 
Нюрнберге сознательно уходил от истины. Представляют ли мои изложенные в книге 
сведения и взгляды действительно интерес и ценность для исторической науки и 
для знания этой главы германской истории вообще, пусть судят читатели и 
специалисты.
 Дать самому себе отчет о тех годах, которые изменили мою до той поры 
нормальную военную карьеру, побудили меня неоднократно повторяющиеся запросы 
историков, многочисленные беседы в семейном кругу, с родственниками, друзьями, 
бывшими сослуживцами. Я не просто хочу удостовериться в фактах и датах, но и 
пытаюсь обрести для себя ясное понимание всего того, чему я оказался тогда 
свидетелем.
 Я начал свою службу в Имперской канцелярии всего лишь 30-летним гауптманом{2} 
люфтваффе, смысл жизни для которого состоял в том, чтобы летать, и, прямо скажу,
 был совсем не в восторге от этой перемены в моей судьбе, поскольку тогда, в 
соответствии с моим предыдущим жизненным путем, мог вполне надеяться на 
должность командира авиационной группы. Теперь же мне предстояло покинуть 
войска и занять пост, требовавший больше светских и дипломатических 
способностей, чем профессиональных военных знаний командира эскадрильи.
 Главнокомандующий люфтваффе Геринг{3} был тогда ближайшим доверенным человеком 
фюрера и рейхсканцлера. Их взаимоотношения возникли еще в годы борьбы 
национал-социалистического движения [против Веймарской республики и за 
установление своей диктатуры] и были настолько устойчивы, что выдержали многие 
испытания военного времени. Мне предстояло не только включиться в эти 
устоявшиеся взаимосвязи, но и найти свое место внутри адъютантуры рядом с 
такими яркими личностями, как Хоссбах{4} и Путткамер{5}.
 Должности адъютанта часто завидуют, в большинстве случаев не зная о связанных 
с нею рутинных обязанностях и роли статиста.
 Конечно, бывали и такие полковые адъютанты, которые «командовали» за своих 
командиров. Но подобные исключительные случаи даже отдаленно не могут идти в 
сравнение с моей деятельностью. Я никогда не поддавался искушению «делать 
политику» и влезать в дела, скажем, начальника генерального штаба люфтваффе или 
начальника управления ее личного состава, не говоря уже самого Геринга или же 
статс-секретаря министерства авиации. Я пытался найти компромиссное решение в 
трудных ситуациях, мог предостеречь, осторожно подправить и, к сожалению, лишь 
изредка подбодрить. Однако я всегда без обиняков высказывал свою точку зрения, 
если, разумеется, меня спрашивали о ней.
 Притом мне доводилось глубже, чем это шло на пользу молодому офицеру, 
заглянуть в процесс рокового развития люфтваффе. Чем дальше, тем безрадостнее 
становилось собственными глазами видеть развал этого самого молодого вида 
вооруженных сил, не имея никакой возможности предотвратить его. Для меня никак 
не было сухой статистикой, когда я читал донесения о том, как мои камерады, с 
которыми связаны мои безмятежные лейтенантские годы, ведут на фронте 
бесперспективную борьбу. Не раз я снова пытался вернуться в войска. Но Гитлер 
меня не отпускал. Когда я в начале войны стал добиваться этого, он дал мне 
понять, что война и так скоро закончится. Вот тогда можно будет и поговорить об 
этом. Мои повторные просьбы во время похода на Запад Гитлер воспринимал весьма 
несдержанно, заявляя, что он сам определит, сколько мне служить при нем лично. 
Фюрер не любил, чтобы в его окружении появлялись новые лица. До персональных 
изменений дело доходило только в исключительных случаях. То же самое относилось 
и к Путткамеру и Шмундту{6}.
 В качестве скромной компенсации мне остались редкие полеты. В мирное и в 
военное время я, не особенно заботясь о разрешении, использовал для этого любую 
предоставлявшуюся возможность и летал на всех имевшихся у нас типах самолетов – 
от «Шторьха» до «Ме-262».
 Гитлер до самого конца придавал большое значение тому, чтобы я оставался на 
его стороне. Но внутренне я отошел от него в период моего лечения после 20 июля