ценных подарков. Гитлер знал его слабость к картинам, особенно старых мастеров, 
среди которых тот предпочитал Лукаса Кранаха. На сей раз фюрер вручил ему 
картину XIX в.; насколько мне помнится, это была «Соколиная охота» работы Ганса 
Макарта. Затем Гитлер заговорил о страсти Геринга к охоте.
 Атмосфера в доме Геринга по таким праздничным случаям бывала раскованной и 
непринужденной. Заметно, что хозяйка дома умела придать всему какую-то 
приватную и семейную ноту. Гитлер обращался с ней особенно галантно. Сам же 
Геринг в собственных апартаментах, также и в присутствии фюрера чувствовал себя 
совершенно вольготно и не испытывал никакой скованности, в отличие от своей 
манеры держаться в Имперской канцелярии. Там он напускал на себя какую-то 
отчужденность, чуть ли не забывая поздороваться с окружающими, и стремился как 
можно скорее встретиться с Гитлером.
 В тот день мне опять особенно резко бросилось в глаза различие между этими 
обоими руководящими политиками рейха. За время службы в истребительной эскадре 
«Рихтхофен» в 1934-35 гг. мне не раз приходилось видеть Геринга по служебным и 
светским поводам. 10 апреля 1935 г. я был гостем на его свадьбе, а годом позже 
– приглашен на бал в Государственной опере. И оба раза я видел такую роскошь, 
какой больше не существовало в Берлине с кайзеровских времен. Появление и 
поведение Геринга запомнились мне сильнее, чем Гитлера. Мы, летчики, питали к 
Герингу доверие. Он был один из нас. А Гитлер – далек и недосягаем. С таким 
ощущением я и поступил на службу к фюреру.
 Но теперь, после полугода службы при Гитлере, все стало наоборот. Чем ближе я 
узнавал Геринга, тем больше у меня появлялось причин для недовольства им. Во 
всем праздновании дня рождения проявлялась тяга к выставляемой напоказ роскоши, 
и это очень контрастировало с простотой Гитлера. На этом фоне он казался 
сдержанным и почти незаметным. Мне эта его скромность импонировала. А 
помпезность Геринга я находил некрасивой и даже иногда неуместной. Фюрер 
старался не подавать виду, что сам зачастую думает так же. Он учитывал 
менталитет Геринга и радовался тому, что его манеры нравятся народу. Связи 
Геринга с людьми хозяйства и с консервативными кругами стали важны для Гитлера. 
Однако огромное различие между ними не влияло на их отношения взаимного доверия,
 возникшие еще во «времена борьбы». Фюрер не принимал ни одного важного 
политического или военного решения, не посоветовавшись предварительно с 
Герингом.
 Мое внутреннее критическое отношение к Герингу очень угнетало меня в моем 
служебном положении. Гитлер был моим шефом, а Геринг – моим главнокомандующим. 
Его верность Гитлеру облегчала мою задачу адъютанта по люфтваффе. После шести 
месяцев службы в штабе Гитлера мне стало ясно: я подчиняюсь фюреру не только в 
силу долга военного повиновения, следовать за ним меня заставляют убеждение и 
доверие к нему. Я и не предполагал тогда, какое тяжкое бремя ляжет на меня 
вскоре в связи с этим.




 Скандал вокруг Бломберга


 12 января произошла женитьба имперского военного министра генерал-фельдмаршала 
фон Бломберга. Накануне телефонный звонок подтвердил мне, что бракосочетание, о 
котором я услышал еще в начале декабря от его детей, состоится завтра.
 Я поделился новостью с Путткамером, а тот проинформировал о ней Хоссбаха. В 
это самое время в Имперскую канцелярию явился адъютант Бломберга майор Рибель, 
чтобы передать его категорический приказ: о деталях церемонии венчания следует 
сообщить не Хоссбаху, а Штаубу.
 Для всех офицеров действовало предписание: перед своей свадьбой достигнуть с 
непосредственным вышестоящим начальником «консенсуса о женитьбе». Именно так и 
действовал Бломберг; он, как я позже узнал, при подходящем случае сообщил 
Гитлеру, что его будущая супруга происходит из «простых кругов», и попросил его 
быть свидетелем при бракосочетании. Из окружения Геринга я слышал, что 
незадолго до того с аналогичной просьбой Бломберг обратился и к нему.
 Миссия Рибеля 11 января в квартире фюрера удивила нас связанной с нею 
секретностью. Бломберг запретил даже дать сообщение в прессе. Но адъютанты 
разъяснили фельдмаршалу, что о его женитьбе следует объявить публично. Тот факт,
 что снова появилась госпожа фон Бломберг, все равно не утаить. Тогда он 
неохотно согласился на такую огласку в печати: «Имперский военный министр и 
генерал-фельдмаршал фон Бломберг сочетался 12 января законным браком с фрейляйн 
Грун. Свидетелями были фюрер и рейхсканцлер, а также генерал-полковник{83} 
Геринг».
 Официальная регистрация брака была произведена в большом зале имперского 
военного министерства совсем просто, без всякой торжественности. Дети Бломберга 
не присутствовали. Супруги сразу же отправились в свадебное путешествие.
 В этой неожиданной обстановке, еще даже не предчувствуя надвигающихся на нас 
неприятностей, мы искали объяснение происшедшего. Бломбергу было почти 60, 
овдовел он в мае 1932 г. Дочери, ведшие все эти годы его дом, собирались 
выходить замуж. Отец оказался одиноким. Гитлер и Геринг отнеслись к решению 
Бломберга с полным пониманием. Для фюрера тот был представителем знатных кругов 
дворянского офицерства, человеком чести, которому он слепо доверял. Он считал 
Бломберга, 30 января 1933 г. вошедшего в состав его кабинета в качестве 
имперского министра рейхсвера, персоной грата и гарантом верности своему