«Кёльне» за короткий срок справились с ней и снова вернулись к нашей патрульной 
службе.

В ходе упомянутой уже реорганизации адмирал фон Мюллер, глава военно-морского 
кабинета, был заменен на контр-адмирала фон Трота. В течение всей войны адмирал 
фон Мюллер был вынужден выполнять труднейшую, а по временам и почти невозможную 
миссию, согласовывая пожелания императора с различными взглядами офицеров столь 
же высокого положения и звания, в частности в штабе адмиралтейства и Верховном 
командовании военно-морского флота. Так, например, одной из проблем подводной 
войны, в которой канцлер империи также имел свой голос, было недостаточное 
взаимодействие с другими силами флота. Выполняя поручения императора, адмирал 
Мюллер был вынужден играть ту роль, которая совершенно не пристала главе 
военно-морского кабинета и которую он отнюдь не горел желанием играть. В 
результате морские офицеры несправедливо считали адмирала Мюллера ответственным 
за колебания и неправильные решения в отношении действий подводных лодок.

Назначение адмирала фон Трота в качестве главы военно-морского кабинета было 
воспринято на флоте с воодушевлением. Но, поскольку император находился в 
Ставке Верховного главнокомандования, фон Трота не считал для себя возможным 
покинуть пост начальника штаба флота в эти критические дни. В результате он так 
и не заступил на свою должность в военно-морском кабинете вплоть до самого 
коллапса, после чего ему пришлось только выполнить тяжкий долг по его 
свертыванию и преобразованию в отдел личного офицерского состава.

В ходе этих общих преобразований я неожиданно получил приказ передать 
командование «Кёльном» своему старому соученику капитану 2-го ранга 
Каульхаузену и занять должность в военно-морском директорате в качестве 
начальника центрального бюро.

Хотя и польщенный оказанной мне честью, я все же неохотно оставлял свой новый 
корабль именно тогда, когда все зависело от морального состояния экипажа. Я 
твердо верил в то, что на наш «Кёльн» не удалось получить доступа никаким 
нежелательным личностям. В своей прощальной речи, обращенной к команде, я 
сказал людям, что верю в них, и особо подчеркнул то, что в это критическое для 
Германии время только лояльность и повиновение каждого офицера и матроса могут 
быть единственным, что спасет нацию. По тому вниманию, с которым они меня 
слушали, я понял, что люди согласны со мной.

И надежды мои не были обмануты. Позднее, когда Вильгельмсхафен был охвачен 
революционным движением, «Кёльн» и «Кенигсберг» твердо и решительно несли свою 
патрульную службу в устье Эмса. Когда, совершая свой обычный дозорный рейд, они 
получили сообщение о приближении английских сил, они немедленно и без колебаний 
вышли навстречу неприятелю. Сообщение оказалось ошибочным, но эти два корабля – 
наши последние корабли с дисциплинированными экипажами – остались на своем 
посту вплоть до того момента, когда новое правительство отдало им приказ 
вернуться в Вильгельмсхафен.

Когда я покидал «Кёльн» и Вильгельмсхафен 11 октября 1918 года, команда корабля 
проводила меня традиционным троекратным приветствием уходящему капитану, и я 
чувствовал, что это была далеко не только дань традиции. Я чувствовал тесную 
связь со всей командой, как с офицерами, так и с матросами, и тяготился тем, 
что в дни тяжелых для них испытаний (приближение которых я даже видел наяву) не 
смогу быть с ними, чтобы разделить эти испытания.

По прибытии в Берлин двумя днями спустя я доложился сначала капитану 1-го ранга 
Зеебому, которого я должен был сменить на посту начальника центрального бюро, а 
потом контр-адмиралу фон Манну, главе военно-морского директората. Ввиду 
серьезности ситуации я испросил разрешения некоторое время поработать вместе с 
капитаном 1-го ранга Зеебомом и получил его. Поэтому первое время жил в комнате 
его помощника, располагавшейся рядом с главным входом, откуда было рукой подать 
до моего кабинета.




Революция и прекращение военных действий


Октябрь был целиком заполнен обычными рутинными делами, вращавшимися прежде 
всего вокруг программы строительства подводных лодок, которая была принята по 
инициативе адмирала Шеера. Он считал, что нужно постоянно следить как за ходом 
ее выполнения, как и за действиями подводных лодок – и то и другое должно 
осуществляться с максимальной интенсивностью, поскольку мощь нашего подводного 
флота можно будет использовать как рычаг давления в ходе любых переговоров о 
прекращении военных действий или заключении мира. Гражданское же правительство 
склонялось скорее к точке зрения противника, согласно которой никаких 
разговоров о прекращении военных действий не может даже вестись, пока не 
прекратятся действия подводных лодок.

Вести с фронтов войны не радовали. Наступление союзных армий на западе плюс