нуждался, были металлические крюки для подвешивания разделанных туш скота. Я 
приобрёл их за 10 сигарет у молодого узника, работавшего в местном магазине, 
под тем предлогом, что собираюсь смастерить себе вешалку для одежды. В 
действительности я намеревался использовать крюки для преодоления ограждения 
лагеря в затемнённом пространстве между кухней и сторожевой башней. Я обдумывал 
план побега снова и снова, решив, что лучше умереть, чем быть схваченным ещё 
раз. Решил совершить побег 27 октября в 22.00 перед восходом луны.

Суббота 27 октября. Обычная утренняя перекличка. Я тайком тешил себя мыслью, 
что на следующие сутки в лагере возникнет переполох из-за моего побега. Был в 
приподнятом настроении и весьма словоохотлив, считая свои беседы с 
приятелями-узниками своеобразным прощанием с ними. Хорст Бендер получил мои 
последние инструкции относительно его роли в побеге. Перед ужином я завернул 
кожаную сумку в пальто, передал связку Бендеру вместе со своей порцией ужина и 
занял место близ повозки, развозившей пищу по нашим баракам.

Было холодно и сыро. Бригада при повозке тронулась в обратный путь после 20.00. 
Я смешался с людьми и помог им вывести фургон из расположения наших бараков на 
основную улицу лагеря. Далее фургон направился к кухне. Под покровом темноты я 
прокрался в отхожее место и там пережидал, когда опустеет соседняя лагерная 
зона. Затем подошёл к затемнённому участку забора, теперь отделявшего меня от 
бывшей зоны. Там из-за дерева показалась едва– различимая фигура Бендера. Он 
перебросил через забор свёрток, с которым я убежал в уборную и переоделся там в 
синий костюм, завёрнутый в коричневую арестантскую форму. Потом вернулся к 
забору, бросил через него свёрток с коричневой формой и получил от Бендера 
другую связку – пальто с кожаной сумкой. На прощанье приятель помахал мне рукой.


Несколько прыжков – и я слился в темноте с внутренней стороной забора, напротив 
которой находилось караульное помещение. Застыл в неподвижности, когда в шести 
метрах от меня прошли охранники. Затем при помощи крюков зацепил енесколько 
линий колючей проволоки. Оглянувшись на караулку и взглянув на сторожевые башни 
с пулемётными гнёздами справа и слева, я не спеша полез к верхней кромке забора,
 увенчанной колючей проволокой, толкая перед собой свой свёрток. Тень, которую 
отбрасывали хвойные деревья, скрывала меня от охранников на башнях. Наверху я 
разделил линии колючей проволоки на две части. Одну из них перекинул с помощью 
крюка на внешнюю сторону забора, другую отодвинул и закрепил двумя крюками выше,
 чтобы обеспечить себе достаточно широкое отверстие. Затем бросил за собой 
свёрток и последовал за ним за пределы зоны для военнопленных. Внизу, скрываясь 
в тени караульного помещения, я надел пальто и шляпу и вставил в рот сигарету. 
Когда охранники скрылись из виду, направился к солдатским казармам. Там, где 
фонари освещали площадки для строевых занятий, мимо меня прошла группа солдат. 
Я остановился, закурил сигарету и двинулся к выходу из лагеря.

Пройдя от окраины Ле-Мана к вокзалу, я купил билет в вагон 2-го класса на поезд 
до Парижа, отходивший в 21.30. Примерно через два часа – 28 октября в 
воскресенье– я сел в поезд и занял угловое место в прокуренном купе. Утром в 07.
00 я прибыл на парижский вокзал Монпарнас, небрежно предъявив свой билет 
контролёру, прошёл мимо одного из жандармов, который задержал меня два месяца 
назад, и нырнул в метро, чтобы добраться до Восточного вокзала. После того как 
я купил билет до Меца, у меня оставалось до отхода поезда целых тринадцать 
часов свободного времени. Я бродил по Парижу с неприятным ощущением. Мне 
казалось, что все подозрительно смотрят на меня и что первый же встречный 
жандарм потребует от меня предъявить документы, которых у меня не было. Однако 
мне удалось избежать неприятностей и вернуться на вокзал как раз перед посадкой 
на поезд.

Поездка до Меца заняла девять часов и довела меня до грани истощения. В Меце я 
купил билет до пограничного французского городка Форбах на поезд, отходивший 
под покровом темноты. Снова бродил по городским улицам. Голова кружилась от 
голода, в желудке ощущалась болезненная пустота. Нервное напряжение достигло 
предела. Мне отчаянно хотелось спать, но я не мог позволить себе забыться. Мне 
хотелось есть, но я не решался зайти в магазин без продовольственной карточки. 
И всё же я полагал, что попал в полосу везения, – ничто не могло помешать моему 
побегу на свободу.

Наконец я осмелился войти в хлебный магазин и, выдумав какое-то оправдание 
отсутствия у меня карточек, купил два батона хлеба с хрустящей корочкой. 
Прохаживаясь по улицам старого города, съел их с волчьим аппетитом. Но голод 
терзал меня ещё сильнее, и, пренебрегая опасностью, я зашёл в ресторан. Там 
сказал, что потерял свои карточки, и попросил тем не менее обслужить меня. 
Заказал миску горохового супа, большую порцию лионских сосисок и овощной салат. 
После трапезы, напоминавшей настоящий банкет, я продолжил своё беспорядочное, 
небезопасное бродяжничество, Но, когда наступили сумерки, вернулся на вокзал.

Хорошо понимая, что в Форбахе мне предстояло пройти пограничный контроль, я 
взобрался в стоявший поезд и прошёл вперёд, высматривая походящее укрытие. 
Дойдя до самого паровоза, я так и не обнаружил проводника. Решение пришло 
быстро: рывок – и я укрылся в тендере паровоза за угольной кучей. Через 
несколько минут вернулись машинист с кочегаром. Поезд дал свисток и отошёл от