протиснулся с багажом сквозь плотную толпу людей на платформе и направился к 
Ангальтскому вокзалу. Поездка в метро избавила меня от переживаний по поводу 
обширных разрушений в городе, однако и под землёй я видел порушенные судьбы 
людей. В метро обитали тысячи бездомных, измождённых женщин и детей, сбитых с 
толку солдат, торопившихся в разорённые дома или на разваливавшийся фронт. Их 
лица были отмечены печатью нужды, голода, бессонницы, безразличия и 
отрешённости.

Наступила ночь, когда затемнённый поезд оставил позади разорённый Берлин и под 
пронзительный гудок устремился на юг, лязгая колёсами. В поезде я как мог 
убивал время. Курил, думал и мечтал. По моим подсчётам, я должен был быть дома 
– если не в Дармштадте, то на фабрике своего отца – в полдень следующего дня 
при условии, что не случится никаких неожиданностей.

Час ночи. Место в купе напротив заняла девушка в форме люфтваффе и стала 
проявлять ко мне более чем поверхностный интерес. Чтобы избавиться от её 
навязчивого любопытства, я вышел в коридор и закурил сигарету. Однако через 
несколько секунд девушка последовала за мной.

– Вы не брат Труди? – спросила она неуверенным голосом.

Нехотя я ответил:

– Нет, девушка, вы, должно быть, ошиблись.

– Простите, – извинилась она, – но вы очень похожи на него. Понимаете, она моя 
подруга, брат её служит во флоте, сходство поразительное.

После этого я сдался:

– Ладно, признаюсь, я брат Труди. А вы кто? Она улыбнулась, память её не 
подвела.

– Вы меня не узнаете? Я Клара Эхингер, одноклассница Труди. Может быть, самая 
близкая её подруга.

Нет, я не узнал эту девушку. Ведь она была тогда ещё маленькой девочкой, а я 
уже пятнадцатилетним юнцом. С тех пор прошло десять лет – целая жизнь. Теперь, 
когда она была рядом, я был рад возможности скоротать время поездки приятными 
воспоминаниями о счастливой юности. Мы говорили о школьных годах и обсуждали 
давно забытые эпизоды. Она действительно была ближайшей подругой моей сестры, 
когда мы жили около озера Констанца. Клара сказала, что ей всегда нравились мои 
родители, а большая статья о них в местной газете написана великолепно.

Внезапно спазмы сжали мне горло.

– – О какой статье вы говорите?

Её глаза расширились, а рот перекосило от ужаса.

– Вы не знаете? – изумилась она. – Нет, вы, конечно, не знаете!

Клара закрыла лицо руками. Больше она ничего не хотела мне рассказывать. Всё 
вокруг закружилось, сначала медленно, затем быстрее. Словно большое колесо 
принялось вращаться по инерции. Я слышал, как девушка продолжала говорить 
сквозь слёзы:

– О, простите меня, Труди и ваши родители погибли во время воздушного налёта на 
Дармштадт два месяца назад.

Испытывая головокружение, я опёрся на стенку купе, чтобы подняться и 
выпрямиться. Перед глазами проплывали окно, стенка, люди. Я сжал зубы и сдержал 
слёзы.. Никто не должен видеть меня плачущим. Я прикрыл глаза и сделал глубокий 
протяжный вздох.

Постепенно – не знаю, сколько это заняло времени, – я пришёл в себя и стал 
воспринимать то, что услышал. Может, Клара ошиблась? Но нет, я понимал, что она 
сказала правду. Теперь всё кончено. Никогда я не увижу своих близких, никогда 
не услышу смех сестрёнки, никогда не почувствую материнскую заботу, не услышу 
рассказов отца о своих проектах. По какой-то ужасной ошибке покинули этот мир 
они, а не я. Именно я должен был умереть. И тысячу раз был готов к этому. Я 
уходил сражаться в море ради сохранения их жизней, ради их безопасности. Но 
обманулся в своих ожиданиях. Почему Всевышний предпочёл взять их невинные жизни 
вместо моей грешной?

Клара постепенно отошла от шока. Она была удручена тем, что оказалась вестницей 
смерти. Я старался успокоить её. Говорил, что она избавила меня от тягостного 
неведения о судьбе родителей и бесцельной поездки. Я изменил свои планы. Не 
было никакого смысла ехать в Дармштадт.