тогда Паульсен предпринял ещё одну попытку спасти нам жизнь. Он приказал 
водоносам прекратить работу и всему экипажу вернуться в носовую секцию.

Тяжело дыша, мы снова стали карабкаться вверх. Когда я протискивался между 
торпедными аппаратами, случилось невероятное. Корпус лодки начал медленно и 
плавно колебаться. Внезапно воздушные пузыри вырвались с гортанным звуком из 
передних цистерн плавучести. Нос лодки опустился на дно с глухим ударом.

Каким-то образом к людям вернулась энергия. Тело мёртвого механика перенесли в 
капитанскую каюту и покрыли холстом. Капитан задёрнул зелёные занавески, закрыв 
в неё доступ. Трюмные помпы бездействовали, но избыток воды был распределён так,
 чтобы выровнять лодку. Вода повредила аккумуляторные батареи. Находясь в море, 
их нельзя было отремонтировать. Мы были лишены возможности приготовить пищу, но 
кок снабдил нас консервированными персиками, грушами и клубникой. Настроение 
людей поднялось после того, как они утолили голод и жажду. Однако лодка всё ещё 
оставалась в западне. Около 40 тонн воды прижимали её ко дну.

Попытался помочь нам освободиться из морского плена старший механик. По его 
команде в цистерны плавучести был закачан с шипением сжатый воздух. Но лодка не 
сдвинулась с места. Тогда в цистерны закачали дополнительную порцию сжатого 
воздуха. Лодка не проявляла признаков всплытия. Наконец воздушные струи ослабли 
и иссякли. Весь запас сжатого воздуха исчерпан. Мы были обречены на гибель.

Однако механик не сдавался.

– Все в носовой отсек! – крикнул он.

Мы все стали проталкиваться вперёд, и, когда мы столпились в носовом отсеке, 
механик приказал нам вертеться, прыгать и бегать. Мы толкались бок о бок, 
ныряли в люки переборок, скользили по мокрым плитам палубы. Потом услышали 
новый приказ:

– Все назад.

Мы покорно повернулись и стали двигаться в обратном направлении, подобно 
молодым бычкам во время беспорядочного бегства. Люди тяжело дышали, кашляли, но 
бегали и бегали… И тут лодка зашевелилась. Затем, когда мы столпились в носовом 
торпедном отсеке, корма неожиданно приподнялась. «У-557» начала работать на 
своё спасение.

Команда разбежалась по своим местам. Непостижимым образом поднялся нос, и лодка 
стала плавно и свободно всплывать. Когда я вошёл в помещение центрального поста,
 стрелка глубомера показывала уже 140 метров. Она перескочила на деление 130 и 
продолжала двигаться по шкале. Главмех возбуждённо выкрикивал цифры в рубку 
командиру:

– 80 метров, 40 метров, 20 метров! Рубка над водой. Лодка всплыла!

Паульсен распахнул крышку люка. Наше 20-часовое пребывание в подводной могиле 
завершилось. В корпус лодки устремился свежий, кристально чистый воздух, 
воскрешающий всех членов команды. Кроме одного…

«У-557» возобновила свой переход в Киль уже в надводном положении. На смену 
страшному испытанию пришёл спокойный и чёткий порядок. Осмотр показал, что во 
внешнем впускном клапане, который находился под палубой для курильщиков, 
застрял гаечный ключ. Никто не знал, как он там оказался.

В течение следующих двух суток я постепенно приспосабливался к своему новому 
образу жизни со всеми его сложностями, качкой и креном. Я познакомился с 
большинством членов команды, старался быть полезным, где возможно, и через 
каждые восемь часов заступал на дежурство во второй вахтенной смене. Я научился 
двигаться в лодке, спускаться и подниматься по алюминиевому трапу рубки без 
травм, сохранять равновесие, проходя по центральному проходу во время качки, 
нырять в круглые люки переборок, принимать пищу во время шторма, управляться 
помпой в туалете, манипулируя клапанами в нужной последовательности. Я понял 
также, что грубоватость командира всего лишь оболочка его незаурядной личности. 
Он был женат и имел младенца-сына. К нашему обоюдному удивлению, мы фактически 
росли и учились в одном и том же месте, ходили в одну и ту же школу, слушали 
одних и тех же преподавателей, пили воду из одного и того же фонтана на 
школьном дворе, учились любить море и плавать в озере Констанца. Эти 
обстоятельства, однако, не изменили отношения Паульсена ко мне. Наоборот, я 
почувствовал, что он стал ещё требовательнее. В то время как мои однокурсники 
Герлоф и Гебель избегали его придирчивой опеки, со мной Паульсен вёл себя 
по-иному. Он приобрёл странную привычку заставать меня в тесном кубрике после 
изнурительного дня работы и посылать трудиться в машинное отделение вместо того,
 чтобы дать отдохнуть. Тем не менее я с трудом засыпал после исполнения 
служебных обязанностей.

На пятый день нашего почти фатального перехода примерно в 7.00 мы приблизились 
к плавучему маяку Киля. Через час проплыли мимо памятника военным морякам,