|
по-английски:
– Видишь, вот что тебе досталось за бомбёжку нашей базы. Больно?
Он не отвечал. Тогда я продолжил:
– Скажи, откуда у тебя такая рана?
На этот раз он слегка пошевелил головой, как бы удивляясь, что противник
интересуется его состоянием. Потом ответил:
– Я получил её, когда выбросился из кабины. Самолёт был подбит и горел. Другие
члены экипажа уже выбросились на парашютах. Я не мог этого сделать, так как не
открывался фонарь. Я упёрся в него головой и выдавливал его до тех пор, пока не
разбил его. Так, должно быть, и порезался. Как добрался до земли, уже не помню.
Меня заинтересовал его американский акцент. Что до меня, то я изучал чистый
английский.
– Итак, – сказал я ему, – война для тебя закончилась. Ты рад этому?
– Пусть для меня война и закончилась, но очень скоро она закончится для вас,
немцев, тоже.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты же уже слышал. Мы сотрём в порошок ваши военные базы и промышленность,
причём за несколько месяцев, может, чуть подольше, не имеет значения.
– Да через месяц мы отплатим вам сполна, – возмутился я. – Послушай, не знаю,
что вам там говорят о нашем военном потенциале, но в одном я уверен твёрдо:
скоро в небе не останется ни одного вашего самолёта, и это будет для вас
окончанием войны.
Я подразумевал, конечно, использование нашего «нового оружия», включая радиацию
и атомные бомбы, над которыми работали наши специалисты. Об этом много говорили.
– Ну да, – возразил американец саркастически. – Ты забыл, что случилось с
вашими подлодками. Мы расколошматили большинство из них за шесть месяцев. И со
всем остальным будет так же. Вы долго не продержитесь.
Меня поразила его осведомлённость, но в то же время возмутило его высокомерие.
– Ты говоришь вздор. Кто тебе сказал, что у нас нет больше подлодок?
– А разве не так?
– Совсем не так. И я живое свидетельство тому. Только что вернулся из похода и
могу заверить тебя, что в море осталось ещё много подлодок. Скоро там будут
сотни новых, более быстрых и более мощных. Мы вышвырнем ваш флот из океана.
От сказанного мне стало легче на душе.
Но янки скептически улыбнулся и сказал:
– Хорошенько выслушай, что я тебе скажу. Ты ещё вспомнишь это, и очень скоро.
Что бы вы, немцы, ни делали, теперь уже слишком поздно. Время работает на нас,
и только на нас.
Решив, что он типичная жертва пропаганды союзников, я похлопал американца по
плечу и сказал:
– Вы увидите, что немцы не так плохи, как их изображают ваши газеты. Желаю тебе
скорого выздоровления. Придёт день, и ты поймёшь, что я прав.
Мы улыбнулись друг другу, и я ушёл. Следующей остановкой янки был операционный
стол и затем длительный отдых за колючей проволокой.
Когда я вернулся в военный городок, был уже день, неподходящее время для сна. Я
вынул из чемоданов форму и гражданский костюм и повесил их в шкаф. Разложив на
столе книги, выбрал одну из них и попытался читать. Текст не воспринимался, в
ушах звучали слова американского пилота о том, что время работает на них. Меня
охватило беспокойство. Я взялся перечитывать письма, которые получил из дома.
Но голос американца продолжал звучать между строк. Воздушные налёты, писали
родители, резко усилились. От них погиб один из приятелей отца по бизнесу. В
письмах сообщалось также, что приезжал в отпуск муж Труди. Молодожёны провели
две недели в Шварцвальде, где ещё не было налётов по ночам. Письма открыли мне
тот горький факт, что даже дома обстановка становилась всё хуже. Меня
продолжали преследовать слова американца.
|
|