лодок, конвои в каждом случае ускользали, прежде чем подводные лодки приходили 
в сообщаемые точки. Неизвестно было, что это – случайность, опора на данные 
радиолокационных станций или противник пеленговал немецкие радиопередачи.

Германскому адмиралтейству теперь требовалось еще десять-двенадцать подводных 
лодок для атак на конвои Союзников, следовавшие в Россию, но Дениц протестовал 
против переброски лодок из Атлантики, он утверждал, что каждая тонна груза, 
уничтоженная в Атлантике, это в потенциале тонна, потерянная Россией. «Наша 
работа – топить суда быстрее, чем противник может возмещать потери, – не 
уставал повторять он, – и делать это там, где это легче. Раскалывать сейчас 
наши силы – значит уменьшить нашу возможность топить суда. Сейчас каждая лодка 
добивается меньшего, чем осенью 1940 года».

Другой головной болью стал спад в строительстве подводных лодок. Уменьшение 
выпуска с 25 лодок в месяц до 15 объясняли нехваткой меди, но Дениц не принимал 
таких объяснений, считая, что в Европе осталось много медной кровли или 
бронзовых статуй сомнительной художественной ценности.

Не удовлетворяло и время, которое тратилось на ремонт лодок: из каждых 100 дней 
лодка проводила 65 дней в доках и только 35 в море. Соотношение должно быть 40 
к 60 или даже 50 на 50, а к тому времени не менее 800 рабочих доков были 
переброшены с лодок на реконструкцию топливных емкостей «Адмирала Хиппера». По 
ошибке одна из многочисленных памятных записок Деница вернулась к нему с 
показательным комментарием на полях: «Мы не хотим стать флотом подводных лодок».
 Это было квинтэссенцией отношения адмиралтейства к подводному флоту.

Несколько командиров подводных лодок сообщили, что даже грузовые суда имеют 
аппаратуру обнаружения подводных лодок. Одним из таких командиров был Эндрасс 
(«U-46»), старший помощник Прина на «U-47» в Скапа-Флоу. С того времени он 
вырос в замечательного командира. Увидев как-то отличный крупный танкер, он в 
сумерках пошел на него, совершенно уверенный, что подкрался незамеченным, но 
как только он подошел близко, тот стал делать короткие и резкие зигзаги. Как 
только Эндрасс выпустил торпеды, танкер развернулся прямо на него: стало 
очевидно, что танкер оборудован гидролокатором. Так они и кружили друг возле 
друга до утра, когда забарахлила муфта одного из дизелей и преследование 
пришлось прекратить. Механики четырнадцать часов бились над ремонтом.

Командиры подлодок были также озабочены низкой эффективностью торпед. Лейтенант 
Леманн-Вилленброк был одним из многих, кто жаловался на этот счет. На одно 
судно, говорил он, требуется четыре торпеды, а то еще и несколько выстрелов из 
пушки, чтобы потопить его. Необходимо было, по его словам, устанавливать 
бесконтактные вертушки, которые взрывали бы торпеды в тот момент, когда они 
находятся под самой целью, так достигался бы гораздо больший разрушительный 
эффект, чем при контактном взрыве.

Когда поиск целей в отдаленных западных водах оказался бесплодным, подводные 
лодки перебросили к востоку, так как командование сочло, что лучше нападать на 
конвои в более тяжелых условиях, чем вообще не видеть их в слабо защищенных 
районах. К тому же ближе к берегу были куда лучше перспективы взаимодействия с 
люфтваффе.

Занявший пост командующего люфтваффе района Атлантики подполковник 
Харлингхаузен хорошо понимал нужды подводников. Конвои, ходившие между 
Сьерра-Леоне и Великобританией, заходили так далеко на запад, что германские 
летчики могли их только засечь и наблюдать за ними несколько минут, а затем 
разворачиваться на обратный курс, чтобы хватило топлива долететь до базы. У них 
хватало времени только на то, чтобы отправить сигнал по радиомаяку. Даже если 
они успевали отправить более полное сообщение, их данные координат часто 
страдали неточностью, а сигналы радиомаяков были настолько короткими, что лодки 
не успевали как следует принять их.

Харлингхаузен предложил новую систему, при которой летчики, заметив конвой на 
максимуме дальности полета, давали сигнал по радиомаяку в свой штаб, а тот 
передавал координаты командованию подводников для их последующей передачи на 
лодки. Вся эта процедура требовала всего нескольких минут. После этого самолет 
должен был продолжать давать сигналы по радиомаяку, которые могли принимать 
лодки, а перед тем как бросить конвой, самолет также должен был сообщить свои 
последние координаты.

Эта система вскоре же оправдала себя. Подводные лодки могли «контактировать» с 
конвоем в течение восьми дней. Цифры побед возросли.[59 - Для Великобритании 
лето 1941 года было, возможно, самым неспокойным за все время войны, потому что 
объем ввоза в Соединенное Королевство постоянно снижался.]

Другим источником головной боли в этот период стал учет потопленных кораблей: 
сообщения командиров подводных лодок стали менее достоверными, чем раньше. 
Действенность противолодочных эскортов вынуждала командиров наносить удары 
быстро и сразу уходить. У них не было времени на хронометраж хода торпед и на 
установление размеров пораженных целей через перископ. Офицеры штаба Деница, 
суммировавшие потери противника в своих секретных отчетах, стали замечать, что