1939 года.] Линкор «Нельсон» наскочил на мину, поставленную лейтенантом 
Хабекостом в Лох-Ю.[27 - «Нельсон» был серьезно поврежден 4 декабря миной на 
входе в Лох-Ю. Мины были поставлены за пять недель до этого.] В то же самое 
время было совершено несколько атак, однако они оказались безрезультатными 
из-за бракованных торпед. В ноябре подлодка выпустила три торпеды с близкой 
дистанции по «Нельсону» в районе к западу от Оркнейских островов. Торпеды 
попали в корпус, но не взорвались.

Тем не менее успехи множились. Лейтенант Херберт Шульце с «U-48» стал первым 
командиром, который потопил судов общим водоизмещением свыше 100 000 тонн, за 
что был отмечен Рыцарским Крестом. За ним вскоре последовали лейтенанты 
Хартманн с «U-37» и Рольманн с «U-34». Зима наступила слишком быстро, с ее 
сильными штормами и холодами. Лодки, уходившие красивыми и чистенькими, после 
недель преследований и часов бомбежки возвращались с помятыми ограждениями 
рубок, ободранной краской и ржавчиной. Это была исключительно тяжелая зима. 
Кильский залив, Кильский канал и река Эльба замерзли. Походы превращались в 
бесконечную борьбу со льдом. Пытались ставить предохранительные стальные щиты 
на форштевень и передние крышки торпедных аппаратов, но это не всегда приносило 
пользу, и лодки возвращались с помятыми носами и поврежденными горизонтальными 
рулями и винтами.

После возвращения «U-49» – это было в первых числа декабря 1939 года – ее 
командир, фон Госслер, доставил ценную информацию. Во время бомбежки его лодка, 
потеряв управление, провалилась на глубину 140 метров, и с нею ничего не 
случилось. Когда во время Первой мировой войны лодки уходили только на 75 
метров, у них не выдерживали заклепки. Теперь же прочный корпус делался сварной.
 Команды с облегчением узнали, что теперь можно погружаться и глубже. Такая 
практика в чрезвычайных ситуациях стала обычной.

Ранним промозглым утром «каноэ» «U-19» под командованием лейтенанта Шепке шла 
курсом на запад в патрульном плавании. С каждым днем, проведенным в море, холод 
чувствовался все меньше. Если за бортом было пять градусов ниже нуля, то 
команда чувствовала себя как дома, а когда ртутный столбик поднимался до пяти 
выше нуля, то было совсем прекрасно. И вот, когда лодка в надводном положении 
приближалась к вражескому берегу, появился длинный и низкий силуэт. Это 
оказался эсминец. Шепке решил атаковать. Торпеда вышла из торпедного аппарата, 
но не попала – прошла за кормой и с грохотом взорвалась, врезавшись в берег. 
Шепке с волнением вглядывался в эсминец, на котором его наверняка заметили. И 
действительно, эсминец развернулся на него, волна от форштевня стала расти, 
прожектора начали шарить по поверхности. Шепке сыграл срочное погружение, 
приказав команде перейти к носу, чтобы увеличить вес носовой части. Лодка 
погружалась неохотно, вдруг на поверхность вылезла корма. Все балластные 
систерны были заполнены в отчаянной попытке погрузиться, наконец лодка пошла 
вниз и легла на грунт, чувствительно ударившись. Команда стала приходить в себя 
от шока, но тут раздались шумы эсминца над головой и последовал мощный разрыв 
первой глубинной бомбы. Лодка подпрыгнула, оторвалась от грунта, потом снова 
жестко «приземлилась». Полетела краска, стекла приборов потрескались, сами 
приборы заклинило, замигало освещение, противно зашипел сжатый воздух. Потом 
последовала тишина. Шепке, стараясь казаться невозмутимым, взглянул на свои 
часы. Надо было что-то сделать, чтобы отвлечь внимание команды.

– Кок, выдайте всем по плитке шоколада.

Действительно, было время приема пищи.

Эсминец снова появился над головой. Люди невольно втянули головы в плечи. 
Раздалось три мощных взрыва прямо над правым дизелем, и лодку тряхнуло вбок, 
словно ее таранили. Люди попадали, они вряд ли заметили, как вдавились 
переборки, словно от мощного удара гигантского молота. Прочный корпус стонал и 
трещал, трескалась внутренняя облицовка отсеков, пронзительно шипел 
вырывавшийся из трубопроводов среднего давления воздух.

– Надо уходить отсюда, – сказал нетерпеливо Шепке. – Не нравится мне здесь.

– Мне тоже, – с улыбкой ответил сидевший на рулях боцман, вытирая лицо 
замасленной ладонью.

Медленно и болезненно лодка оторвалась от грунта и пошла. Кормовые 
горизонтальные рули слушались плохо, со стоном и скрипом, винты издавали звук, 
похожий на звук бормашины дантиста. Наверняка противник наверху должен был 
слышать все это. Но взрывы медленно удалялись, и на борту «U-19» вздохнули с 
облегчением. На рассвете лодка подвсплыла на перископную глубину. В перископ 
ничего не было видно, кроме отражения утреннего света в паре окон на берегу. 
Лодка всплыла, начали зарядку батарей, команда с наслаждением вдыхала чистый 
воздух, принюхивалась к запаху кофе, яиц с ветчиной, тянувшему с камбуза. Скоро 
застучали ножи по тарелкам. Жизнь стала не такой уж и плохой.

Через несколько часов механик, потный и грязный, доложил, что неисправности 
устранены и зарядка аккумуляторных батарей закончена. В маленькой радиорубке 
рука радиста летала по блокноту. Командование приказало «U-19» перейти в новый