изредка, да и то только для обсуждения самых неотложных вопросов. Поначалу я 
думал, что неприкрытая враждебность Амброзио по отношению ко мне вызвана 
чувством соперничества, но вскоре произошел целый ряд событий, после которых 
стало ясно, что он стремится к изменению существующей системы, а возможно, и к 
чему-то гораздо большему. Поскольку адмирал Риккарди и генерал Фужье остались 
на своих постах командующих соответственно военно-морскими и военно-воздушными 
силами Италии, а новый командующий сухопутными войсками, генерал Рози, был 
хорошо воспитанным и порядочным человеком и держался по отношению ко мне 
по-дружески, я честно попытался преодолеть мое недоверие к Амброзио, исходя из 
абсолютного взаимного доверия, существовавшего между Муссолини и мной. Мри 
изначальные опасения по поводу того, что, заменяя Кавмьеро на Амброзио, 
Муссолини сам роет себе могилу, на какое-то время рассеялись в результате 
изменений в правительстве, происшедших 8 февраля 1943 года. В то время ни я, ни 
наш посол фон Макензен, ни наш военный атташе фон Ринтелен не верили в наличие 
непосредственной угрозы существующему режиму{14}. 24 июля даже Муссолини все 
еще чувствовал себя крепко сидящим в седле.

В тот день я в одиночку отправился повидаться с Муссолини, чтобы обсудить 
кое-какие вопросы. Поскольку у него шло важное политическое совещание, он 
уговорил меня немного подождать. – Когда через полчаса я вошел к нему, на лице 
его сияла улыбка. Он сердечно поприветствовал меня.

«Вы знакомы с Гранди? – спросил он. – Он только что ушел. У нас с ним была 
очень откровенная беседа. Наши взгляды полностью совпадают. Он мне очень 
предан».

Я с пониманием отнесся к его восторгу; но когда бук-вмьно на следующий же день 
я узнал, что этот самый Гранди возглавил мятеж против Муссолини в Высшем 
фашистском совете, я был вынужден задать самому себе вопрос, что является более 
удивительным – доверчивость Муссолини или коварство Гранди. За день до этого, 
24 июля, фон Макензен сказал мне, что располагает точной информацией о том, что 
никакой опасности нет и что Муссолини все еще полностью контролирует ситуацию.

Период между изменениями в составе кабинета и падением Муссолини был плотно 
заполнен совещаниями представителей Оси на самом высоком уровне военного и 
политического характера, которые, ввиду меняющейся ситуации на фронтах, 
проходили очень по-разному.

Позвольте мне вкратце изложить ход событий. Первым делом замечу, что Роатта, 
главнокомандующий сухопутных войск, всячески пытался добиться увеличения 
численности германских войск в Италии, которую Муссолини и Амброзио по 
совершенно непонятным причинам старались ограничить; постоянно шли споры по 
поводу диспозиции германских и итальянских частей; отмечу также, что начиная с 
21 июня Италия с удивительной настойчивостью требовала как можно больше оружия, 
причем подчас заявляемые ею потребности казались преувеличенными. Итальянцы 
хотели получить семнадцать танковых батальонов, тридцать три артиллерийские 
батареи, восемнадцать дивизионов противотанковых и штурмовых орудий и две 
тысячи самолетов. На совещании, организованном Бастианини, заместителем главы 
итальянского министерства иностранных дел, я высказался против удовлетворения 
этих требований, подразумевавших решительное изменение курса, которым мы 
следовали до этого. Хотя несколько итальянцев поддержали мою точку зрения, 
Амброзио без обиняков отказался пересмотреть изложенные им цифры. Это давало 
определенную пищу для размышлений. Невозможность удовлетворить упомянутые 
требования встревожила также и Верховное командование вермахта, которое в 
середине июля 1943 года их отвергло.

На встрече Гитлера и Муссолини в Фельтре 19 июля проблему урегулировать не 
удалось. Гитлер не стал высказывать свои далеко идущие претензии на германское 
лидерство, Муссолини же скрыл свои сомнения по поводу того, стоит ли продолжать 
войну.

Переговоры по военной тематике между Кейтелем и Амброзио привели к достижению 
соглашения о том, что германские и итальянские дивизии следует перебросить в 
южные районы Италии, но ни немецкая, ни итальянская сторона не желали первыми 
приступать к его реализации.

Между тем на фронте отношения между германскими и итальянскими командирами были 
отличными. Представлявшие все три вида вооруженных сил итальянские офицеры, 
служившие в моем штабе, ощущая дружеское расположение немцев, платили нам тем 
же – за исключением моего итальянского адъютанта, который меня порядком 
разочаровал. Он был при мне не первый год, и я всегда совершенно искренне 
относился к нему по-дружески. Хотя мне пришлось похлопотать, чтобы найти ему 
новое подходящее назначение, я чувствовал, что его отношение ко мне и к 
Германии как к союзнику изменилось.


Мои первые действия после ареста Муссолини

Сессия Высшего фашистского совета и последовавшие за ней события показали, что 
наши предположения по поводу дальнейшего развития обстановки были совершенно