и успел познакомиться с ливневыми дождями, такими сильными, что они одни могли 
бы заставить нас отложить дату начала наступления. Однако перенесение его на 
более поздний срок и без того было неизбежным по причине задержек с переброской 
наших войск с Балкан. Командование военно-воздушных сил издало ряд приказов о 
соблюдении строжайшей секретности. В связи с этим вблизи приграничных 
аэродромов нашим самолетам было разрешено летать только на малой высоте. Тем не 
менее, тот факт, что нам удалось застать русские авиационные части врасплох на 
их аэродромах, вызывает удивление, потому что после 20 июня у Кремля не могло 
больше оставаться никаких иллюзий – настолько явным было обострение обстановки.

Мои беседы с фельдмаршалом фон Боком (группа армий «Центр») не занимали много 
времени – мы хорошо понимали друг друга. Вечером 21 июня, отправившись к нему, 
чтобы обсудить идеи или опасения, которые могли появиться за время, минувшее с 
момента нашей предыдущей встречи, я застал фельдмаршала в состоянии уныния, 
погруженным в размышления. Накануне начала судьбоносной военной кампании 
состояние задумчивости вполне приличествовало командиру, осознающему лежащую на 
нем ответственность. Однако настроение фон Бока резко отличалось от того, в 
котором он пребывал перед началом предыдущих военных кампаний. В тот момент я в 
очередной раз подумал о том, как важно в такой ситуации иметь возможность 
обменяться мнениями с близким по образу мыслей человеком. Во время предстоящей 
кампании, в ходе которой могло возникнуть много непредвиденных моментов, я 
намеревался действовать в гораздо более тесном контакте с штабом группы армий и 
поддерживать с ним постоянную связь при помощи офицера главного штаба люфтваффе,
 ранее служившего в сухопутных войсках. Он должен был каждый вечер, прибыв на 
мой командный пункт, докладывать о «положении в армии», сложившемся в течение 
дня, участвовать в обсуждении шагов, которые предполагалось предпринять завтра, 
а также получать информацию о «положении в ВВС» с тем, чтобы подробно доложить 
о нем командованию группы армий.

Командуя частями военно-воздушных сил, я, имея лишь самое общее представление о 
передвижениях сухопутных войск, получал на этот счет доклады от авиагрупп 
(через службу связи ВВС) и зенитного корпуса непосредственно с передовой. Эти 
доклады иногда весьма существенно отличались от тех, которые я получал из 
армейских штабов. Во время ежевечерних заседаний я оценивал положение 
сухопутных войск и поручал моему посреднику Вебе передать мои критические 
замечания командованию группы армий. В особо срочных случаях я либо сам 
связывался по телефону с фон Боком, либо мой начальник штаба созванивался с 
начальником штаба группы армий. Фон Бок знал, что я не пытаюсь учить его, 
вторгаясь в его сферу ответственности. Он понимал, что мое вмешательство 
представляло собой всего лишь вполне понятную реакцию партнера, старающегося 
помочь другому виду вооруженных сил, с которым люфтваффе, какая бы ни 
складывалась ситуация, объединяла общая цель. Каждое утро, а нередко и по 
вечерам я очень подробно обсуждал с генералом Йесконнеком, начальником штаба 
люфтваффе, события минувшего дня и план действий на следующий день. Это 
делалось для того, чтобы на совещаниях у фюрера Геринг мог отстаивать интересы 
ВВС и согласовывать их с общим планом действий. В редких случаях, например во 
время боев за Смоленск и Москву, я использовм этот механизм, чтобы довести до 
тех, кто принимал окончательные решения, свое собственное мнение по поводу тех 
шагов, которые, на мой взгляд, следовало предпринять сухопутным войскам. Так 
или иначе, в этой главе мне хотелось бы обратить внимание на образцовое 
взаимодействие между сухопутными войсками и люфтваффе. Оно складывалось 
настолько гармонично, что я дал указание генералам подчиненных мне частей ВВС и 
зенитной артиллерии относиться к пожеланиям коллег из сухопутных войск так, как 
если бы это были мои приказы, не смущаясь тем, что их непосредственным 
начальником был я – за исключением тех случаев, когда это было нецелесообразно 
с точки зрения интересов ВВС или могло нанести им ущерб. Мои командиры и я сам 
гордились нашим умением предвосхитить пожелания армии и выполняли все ее 
резонные просьбы и требования с максимальной быстротой и точностью.

Цель кампании против России была ясно изложена в приказе – смять русских в 
Белоруссии, то есть между границей и Днепром. Следовательно, наш главный удар 
должен был быть нанесен силами группы армий фон Бока по району сосредоточения 
русских войск, которые необходимо было уничтожить в ходе молниеносного 
наступления прежде, чем они сумеют выйти из контакта с нами и отступить в 
обширные степи. Одновременно нужно было вытеснить русскую бомбардировочную 
авиацию на ее тыловые базы к востоку от Днепра, откуда она уже была бы 
неспособна осуществлять налеты на территорию Германии. Приказы, которые я 
получал от главнокомандующего люфтваффе, в основном сводились к тому, чтобы 
добиться превосходства, а по возможности и господства в воздухе и оказать 
поддержку сухопутным войскам, в особенности танковым группам, в их боевых 
действиях против русских. Постановка каких-либо других задач в дополнение к 
упомянутым привела бы к весьма непродуктивному распылению сил, так что их 
следовало отложить на потом. Для меня было очевидно, что даже те задачи, о 
которых говорилось в приказах Геринга, невозможно было немедленно выполнить в 
полном объеме – их следовало решать постепенно.

Что касается сил и средств, имевшихся в распоряжении 2-го воздушного флота, то, 
как я уже отмечал, я требовал лишь необходимого минимума, и моя настойчивость в 
конце концов была вознаграждена. Кроме эскадрильи глубокой разведки, в состав 
флота входили: