выходили за пределы контролируемого нами побережья пролива и направлялись в 
сторону побережья противника. Время от времени я все же пытался вмешаться в 
проведение той или иной операции. Что я делал постоянно, так это пытался 
уловить изменения в настроении наших людей, проводя переговоры с офицерами и 
экипажами, возвращавшимися на свои базы. Я изо всех сил старался быть в курсе 
того, о чем думают и что чувствуют мои подчиненные, что заботит их, и отдавал 
приказы с учетом этого. Впрочем, осмелюсь заметить, что временами эта моя 
привычка становилась чересчур навязчивой и надоедала летчикам. Я понял это, 
когда наши боевые части и подразделения начали взлетать для выполнения заданий 
с аэродромов, находящихся слишком далеко к северу и к югу от меня, чтобы я мог 
их опекать. И все же я думаю, что моя бдительность помогла сократить наши 
потери; ведь если я видел, что боевые порядки части или подразделения нарушены, 
я отдавал летчикам по радио приказ вернуться на базу. Похоже, и на этом, и на 
втором этапе воздушной битвы за Англию наши летчики опасались не столько 
противника, сколько своего зануды командующего!


*** 

В своей книге «Их звездный час» Черчилль утверждает, что Англия вынуждена была 
считаться с угрозой вторжения. Из этого можно сделать вывод, будто Германия 
явно склонялась к тому, чтобы пойти на этот риск. Однако, если верить Черчиллю, 
проведению операции воспрепятствовало то, что «немцы не смогли добиться 
господства в воздухе». Я согласен с Черчиллем в том, что основное 
противодействие идее вторжения исходило от немецких военно-морских сил, 
командование которых очень ясно осознавало оперативные сложности, которые 
возникли бы у него, если бы операция «Морской лев» состоялась. «… Безраздельное 
господство в воздухе над проливом, являвшееся необходимым оперативным условием 
вторжения, не было достигнуто». То, как Редер умудрился представить Гитлеру все 
аргументы против операции, добиваясь, чтобы она была отложена, а то и вовсе 
отменена, просто поразительно. Коротко говоря, выходило, что во всем виноваты 
ВВС. Между тем я лично целыми днями вел наблюдение за зоной пролива с моего 
командного пункта на мысе Гри-Не и при этом не видел никаких признаков того, 
что господство в воздухе принадлежало противнику. Я не видел явной и постоянной 
угрозы ни со стороны его военно-морских сил, ни с какой-либо другой. Это же 
подтверждали и мои летчики. (Здесь, возможно, имеет смысл упомянуть о том, что 
наши потери от воздушных атак англичан против наших небольших конвоев – 
понтонов и барж – между Сицилией и Тунисом, имевших место несколько позднее, 
были минимальными благодаря мощи нашей противовоздушной обороны.)

Если бы Гитлер действительно хотел осуществить операцию вторжения, он бы, как 
Черчилль, который по характеру в этом смысле походил на фюрера, вник в каждую 
деталь плана (как это было в случае вторжения в Норвегию) и навязал бы свою 
волю всем трем видам вооруженных сил. В этом случае не было бы отдано так много 
весьма туманных приказов, мешавших достижению согласия между командующими 
сухопутными войсками, ВВС и ВМС.

Я могу лишь восхищаться той энергией, с которой британское правительство 
взялось за подъем оборонного потенциала своей страны. Тем не менее, моя точка 
зрения, к которой я пришел благодаря моему опыту проведения наступательных 
операций в предыдущих кампаниях, состоит в следующем. Ценность укреплений и 
других препятствий, мешающих противнику развивать наступление, не подлежит 
сомнению. Однако чрезмерное внимание, уделяемое этому элементу обороны, может 
обернуться неприятностями, если в укрепленной зоне нельзя разместить постоянный 
гарнизон. В этом случае за нее легко будет зацепиться передовым танковым частям 
наступающего противника или его парашютному десанту. При всем моем уважении к 
энтузиазму и самоотверженности британского народа, я не верю в боевую 
эффективность использования таких формирований, как ополчение, да еще 
оснащенных устаревшим оружием. Даже если регулярные войска не наступают, а 
ограничиваются удержанием занятых позиций, нерегулярные формирования неизбежно 
превращаются в пушечное мясо, как это было в Германии в 1944-1945 годах. 
Организация отрядов фольксштурма имела большой пропагандистский эффект, но даже 
при том, что фольксштурмовцы были вооружены лучше, чем британские ополченцы, 
они потерпели фиаско. Учитывая, что участники подобных формирований почти 
всегда приносят в жертву свою жизнь, отправлять их в бой – значит брать на себя 
весьма нелегкое бремя ответственности. Мы со своей стороны пришли к выводу, что 
лучшим выходом из положения является отправка в полки, находящиеся на передовой,
 подкреплений из бывших солдат. Что же касается ополченцев, то даже при том, 
что их боевой дух, как правило, значительно выше, чем у военнослужащих 
регулярных войск, их способность вести эффективные боевые действия в обороне не 
следует переоценивать.

В описываемый мной период британцы не могли собрать в Южной Англии больше 15-16 
полностью укомплектованных и оснащенных первоклассных дивизий того типа, 
который требуется для ведения современной маневренной войны. Между тем в 
противоборстве с противником, уже успевшим проверить себя в деле, ничто не 
может компенсировать отсутствие боевого опыта. Нехватка опыта приводит к тому, 
что перемещение резервов замедляется или полностью блокируется действиями 
парашютистов, воздушными налетами и т. п. и все заканчивается отступлением и 
большими потерями. Одним словом, я, вопреки мнению Черчилля, убежден, что