плотно заминированы, а для того, чтобы убрать мины путем траления, требовалось 
немало времени, маневры британских ВМС в проливе были довольно сильно 
ограничены. Даже в то время я не понимал отношения наших военно-морских сил к 
проблеме береговой артиллерии, а впоследствии, приобретя опыт боевых действий в 
Средиземноморье, – и подавно. Вполне естественно предполагать, что береговые 
батареи противника следовало подавить – в этом смысле можно было ожидать 
хороших результатов от артиллерийского огня через пролив и бомбовых ударов 
авиации. Однако ставить в качестве условия начала вторжения подавление всей 
английской береговой артиллерии в полосе нашего наступления и в соседних 
секторах побережья – это уже было чересчур.

Это требование напоминает мне о беседе с представителями Верховного 
командования Италии в 1942 году, когда итальянские военно-морские силы в 
качестве условия проведения ими операции по высадке на Мальте поставили 
уничтожение береговых батарей. Я ответил, что это условие выполнить невозможно, 
и сказал, что неоднократно был свидетелем наступательных операций, когда 
артиллерия противника не только не была подавлена, но и действовала весьма 
активно, что, однако, не мешало успеху наступления. Даже если бы артогнем и 
были потоплены один-два корабля – что, кстати, отнюдь не обязательно означало 
бы гибель всего экипажа, – подобные потери при успешном завершении операции, 
способной решить исход всей кампании, а то и всей войны, можно было считать 
вполне приемлемыми.

Кроме того, я возлагал большие надежды на самоходные паромы Зибеля, которые без 
труда можно было собрать в большом количестве. В 1940 году у меня еще не было 
опыта Тобрука, где два из четырех английских эсминцев были выведены из строя 
одним только огнем орудий калибра 8,8 сантиметра, или Анцио-Неттуно, где 
корабли, защищенные толстыми броневыми плитами, не смогли выдержать огня 
береговой артиллерии малого и среднего калибра. Тем не менее, я был уверен, что 
использование большого количества самоходных паромов Зибеля с установленными на 
каждом из них тремя 8,8-сантиметровыми зенитными орудиями и пулеметами 
значительно усилит нашу противовоздушную оборону и защитит наши минные поля от 
тральщиков противника. Кроме того, самоходные паромы могли прикрыть наши войска,
 форсирующие пролив, от атак легких кораблей противника. Мне известна неприязнь 
военно-морских сил ко всем плавающим конструкциям, не соответствующим 
классическим канонам кораблестроения. Тем не менее, самоходные паромы, 
придуманные благодаря инженерному гению Зибеля, и десантные суда могли бы быть 
с таким же успехом использованы для транспортировки войск через Ла-Манш, как 
впоследствии в Мессинском проливе и при преодолении водного пространства между 
Сицилией и Тунисом.

Самым поразительным является то, что при подготовке операции «Морской лев» был 
полностью проигнорирован опыт высадки десанта в Голландии. Операцию было 
предложено проводить без поддержки парашютистов. Между тем при тщательном 
планировании можно было выделить достаточно парашютистов и планеров для того, 
чтобы уничтожить базы и радары на прибрежной части территории противника, а 
также захватить аэродромы, на которые могли бы высадиться одна или две 
парашютно-десантные дивизии.

Массированные отвлекающие бомбардировки Эссекса, Кента и Сассекса, как и в 
случае с Бельгией и Голландией, запутали бы английское командование, войска и 
гражданское население, а уже одно это значительно облегчило бы нам проведение 
наступательной операции. В любом случае, одно условие мы должны были выполнить 
обязательно: нам следовало не сокращать, а резко увеличить производство 
вооружения и боеприпасов, сделав его объемы более значительными, чем когда бы 
то ни было раньше.

Я ознакомил со своими взглядами не только Геринга, но и командующего 9-й армией 
генерала Буша, и компетентных руководителей военно-морских сил. Однако нам явно 
не хватало главного. В те недели, когда шла подготовка к операции, я лишь еще 
больше укрепился в моем убеждении, что она никогда не будет начата. В отличие 
от периодов подготовки к предыдущим кампаниям в люфтваффе не было проведено ни 
одного совещания, на котором детали предстоящей операции обсуждались бы с 
командующими авиагруппами или с представителями вспомогательных служб ВВС, не 
говоря уже о встречах с представителями высшего командования или самим Гитлером.
 Беседы в моем штабе на побережье пролива с Герингом и представителями 
командования сухопутных и военно-морских сил, назначенными для руководства 
операцией «Морской лев», были скорее неформальными разговорами, нежели деловыми 
дискуссиями, налагающими определенные обязательства. Я находился в неведении 
даже относительно того, предполагается ли какая-либо взаимосвязь между текущими 
авиаударами по Англии и планом вторжения; никаких приказов воздушное 
командование не получало. Мне не было дано никаких инструкций относительно того,
 какие тактические задания могут быть возложены на подчиненные мне части и 
соединения и предусмотрено ли взаимодействие ВВС с сухопутными войсками или 
военно-морскими силами. Это тем более приводило меня в уныние, что в свете 
устных инструкций, данных мне 6 августа 1940 года, я имел основания 
предполагать, что воздушные атаки на Англию, начавшиеся через два дня после 
этого, являются прелюдией к операции «Морской лев». Однако в первые же дни 
стало ясно, что эти атаки осуществляются отнюдь не в соответствии с упомянутыми 
инструкциями и никак не могут быть связаны с акцией вторжения. Кроме того,