олдат». Такие «политические солдаты» наделяют себя прерогативами, которые не 
потерпит ни один глава государства или правительства – за исключением тех 
случаев, когда он сам-желает сложить с себя полномочия. Даже сегодня, в 1947 
году, подобные примеры можно найти во многих странах».

Когда я писал это, я хотел подчеркнуть как то, что офицер, тем более 
представитель высшего офицерского состава; стоит над партиями, так и то, что 
каждый солдат должен повиноваться законному правительству и государству, 
существующему в предусмотренной конституцией форме. Он связан военной присягой, 
которая предполагает безоговорочное подчинение и в которой прямо говорится, что 
солдат должен повиноваться своим начальникам и законному правительству. Снятие 
этих обязательств означает поощрение государственного переворота, целью 
которого очень редко бывает то, что полезно для государства и для людей. В этом 
случае вооруженные силы, которые должны охранять и защищать государство, 
становятся его разрушителем. Немногочисленные обратные примеры ничего не 
доказывают, но свидетельствуют о том, что в редких случаях освобождение от 
присяги может быть вполне этичным для солдата с очень сильно развитым чувством 
ответственности. В этом случае солдат должен понимать, что он идет по узкой 
тропе между осанной и криками «Распните его!».

Еще один момент: существует внутреннее противоречие между политикой и военным 
делом. Только незаурядные личности могут сочетать одно с другим. В изречении, 
которое гласит, что солдат, интересующийся политикой, перестает быть хорошим 
солдатом, есть доля истины. Я из своего личного военного опыта знаю, что 
политические дискуссии в момент критического положения на поле боя могут 
оказать серьезное влияние на ход боевых действий. Лучшим решением данной 
проблемы, на мой взгляд, является разделение двух сфер. Однако факт остается 
фактом – войска настолько хороши, насколько хорош их командир. В наше время 
нужны офицеры, которые способны уловить взаимозависимость политики и военного 
дела и объяснить ее своим подчиненным. Только так человек может пройти путь от 
«штатского, интересующегося политикой» до «гражданского человека в военной 
форме», а затем и до «солдата, мыслящего по-государственному». Сложность этой 
задачи невозможно переоценить, потому что мы, немцы, в течение последних двух 
веков очень много воевали, но пренебрегали развитием политической культуры и в 
основном имели дело с крайне левыми и крайне правыми партиями и политиками, чье 
отношение к государству можно приблизительно охарактеризовать как фанатичное 
отрицание.

Следовательно, главным принципом остается воспитание в «гражданском человеке в 
военной форме» лояльного и патриотически настроенного солдата, твердо хранящего 
верность государству и конституции в соответствии с присягой.




Глава 24.

Моя жизнь в послевоенный период


«Пепельная клетка» в Мондорфе.

– Нюрнберг.

– Дахау.

– «Кенсингтонская клетка».

– Суд в Венеции в феврале – марте 1947 года.

– Ардеатинские катакомбы и репрессии.

– Меня приговаривают к смертной казни.

– Сохранение итальянских памятников и шедевров искусства.

– Тюрьма в Верле. – Заключение


Первые годы в заключении

Сегодня политикам удалось благодаря переговорам продвинуться вперед в деле 
превращения «безоговорочной капитуляции» в эффективный инструмент. У меня и в 
мыслях нет пытаться воскресить в памяти период после капитуляции Германии со 
всеми его болезненными моментами. Я придерживаюсь той точки зрения, что мы в 
нашей старушке Европе, в которой становится все теснее, должны научиться 
понимать друг друга, найти путь к объединенному Старому Свету, в котором 
исчезнут искусственные государственные границы, являющиеся атрибутом прошлого. 
Я всегда верил в идею Бриана. Если у меня и были какие-то сомнения в 
необходимости нового порядка в Европе, то они исчезли, когда я стал летчиком. 
Когда, стартовав с аэродрома в Берлине, уже через час полета ты вынужден 
сверяться с картой, чтобы случайно не пересечь границу Чехословакии, это 
происходит само собой. В начале 1948 года я объяснил одному офицеру 
американской службы розыска и возвращения культурных и исторических ценностей и 
произведений искусства: «Если я сделал выбор в пользу Запада и в своей 
ограниченной сфере деятельности борюсь за осуществление идеи Европейской 
федерации, а заодно и помогаю вашей службе, то это немало-для человека, 
считающего, что британский трибунал несправедливо приговорил его к смертной 
казни».

Как это ни трудно для отдельно взятых людей, мы должны научиться забывать. 
Однако многое из того, что произошло, включая целый ряд неоднозначных событий, 
необходимо обсудить – не для того, чтобы выдвигать взаимные обвинения, а для 
того, чтобы извлечь уроки из наших ошибок в целях недопущения их в будущем.

После войны жизнь моя была несладкой – в ней чередой сменялись всевозможные 
тюрьмы и лагеря западных государств, воевавших против Германии. В «Пепельной 
клетке» – какое выразительное название! – в Мондорфе в 1945 году мне доводилось 
встречать бывших крупных деятелей Германского государства, вооруженных сил и 
национал-социалистической партии – таких, например, как граф Шверин-Крозиг, 
рейхсминистр финансов. Смею надеяться, что мне удалось внести успокоение в их 
души и поспособствовать их сближению. Офицеры и унтер-офицеры, охранявшие нас, 
были симпатичными людьми – в отличие от коменданта лагеря полковника Эндрюса. 
Возможно, именно п