е располагали временем для формирования 
полноценных боевых частей и соединений. Тем не менее, вюртембергское ополчение, 
например, сражалось гораздо лучше, чем я ожидал. Мы мало что могли сделать для 
ликвидации дефицита подразделений связи, и это очень затрудняло наши действия. 
В рамках имеющихся возможностей 19-я армия сделала все необходимое для 
подготовки к обороне и внимательно наблюдала за положением на флангах. Она 
получила передышку до начала апреля.


Взгляд в прошлое и виды на будущее

Меня назначили командующим Западным фронтом в один из самых тяжелых, кризисных 
моментов в Западной кампании. После того как я составил представление об общей 
ситуации, я почувствовал себя словно пианист, которого просят исполнить перед 
большой аудиторией сонату Бетховена на старом, расшатанном и расстроенном 
инструменте. Во многих отношениях условия, в которые я был поставлен, 
противоречили всем моим принципам, но события развивались так быстро, что у 
меня не было возможности существенно на них повлиять.

Мои должность и звание были слишком высокими, чтобы я уклонялся от 
ответственности, ложившейся на меня как на главнокомандующего Западного фронта. 
Поэтому я готов отвечать за все то, что делалось в соответствии с моими 
указаниями. Поскольку я не мог примирить с моей совестью и моими взглядами идеи 
и приказы Гитлера, мне ничего не оставалось, кроме как по-своему 
интерпретировать и корректировать их. Это часто случалось в описываемый мною в 
данный момент период, как, впрочем, и раньше. Альтернативой было поделиться 
своими сомнениями с Гитлером. Но если бы в ходе соответствующего разговора ему 
не удалось развеять мои сомнения, а мне – заставить его изменить свою точку 
зрения, мне пришлось бы попросить, чтобы меня освободили от должности 
командующего фронтом. Я понимал, что все это очень непросто. За первые шесть 
недель пребывания в должности командующего Западным фронтом я четырежды 
встречался с Гитлером, честно излагал ему свои взгляды на обстановку и видел, 
что он ценит мою откровенность. Я был до мозга костей военным человеком и знал, 
что не могу отказаться разделить мнение руководства или не выполнить приказ, 
для которого наверняка имелись серьезные основания, только потому, что я с ними 
не согласен. Я также считал, что следует забыть о многих разногласиях, 
возникших во время последнего и наиболее острого кризиса в ходе войны. Сам я 
всегда старался сделать так, чтобы моим подчиненным были понятны мои приказы, и 
подробно разъяснял их.

В условиях, в которые я оказался поставлен, я ощущал полную растерянность. У 
разных командиров разные методы, говорил я себе, и каждый из них по-своему прав.
 Мой предшественник, фон Рундштедт, вполне обоснованно считал себя наследником 
традиций Верховного командования, существовавшего в годы Первой мировой войны. 
Масштабы театра военных действий, уровень ответственности и система управления 
войсками были теми же. Держа руку на пульсе событий, он отдавал приказы, 
находясь в штабе, почти никогда не бывая на передовой и лишь в очень редких 
случаях пользуясь телефоном. Практически все контакты с его подчиненными и 
вышестоящим командованием находились в руках его начальника штаба и штабных 
офицеров. Такая система имела неоспоримые преимущества: главнокомандующего 
никто не беспокоил, не отвлекал от дела, на него не влияли впечатления от 
пребывания на фронте. Он был неким подобием верховного жреца, к которому 
остальные относились с изрядной долей благоговейного трепета. Хотя я 
придерживался иных взглядов, я вполне мог понять взгляды фон Рундштедта, хотя и 
не мог убедить его принять мои. Обстоятельства и условия, в которых нам 
приходилось действовать на шестом году войны, слишком сильно отличались от 
нормальных условий, существовавших в первые годы. Из-за слабости дисциплины на 
всех уровнях требовался личный контакт между командующими и войсками; нельзя 
было больше пренебрегать таким фактором, как непосредственное персональное 
влияние и убеждение, особенно с учетом того, что по очень многим вопросам 
отсутствовало согласие. Эта система создавала массу неудобств для обеих сторон, 
но ее преимущества перевешивали недостатки. Командующий получал возможность 
заглянуть в сердца людей и, так сказать, за кулисы.

Убежденный в том, что место командующего там, где та или иная из его частей 
потерпела неудачу и где возникла опасная ситуация, я расположил свой штаб 
неподалеку от линии фронта и часто менял его местонахождение – но не тогда, 
когда меня пытался вынудить к этому противник. Я не мог желать для себя лучшего 
начальника штаба, чем Вестфаль, с которым я отлично работал в Италии. Он знал 
мои идиосинкразии, а я – его.

Под началом командующего Западным фронтом находились три группы армий. Я сам 
слишком долго командовал группой армий, чтобы не знать, какая это большая 
ответственность. Командующие группами армий имели полное право настаивать на 
независимости своих действий в выделенных, для их войск секторах местности и в 
рамках поставленных перед ними боевых задач. Я также имел твердое намерение 
уважать это их право, хотя на практике возникавшие нештатные ситуации часто 
заставляли меня вмешиваться. Мне это было не по д^ше: хотя я начинал службу в 
армии и когда-то был офицером главного штаба сухопутных войск, я, тем не менее, 
все же считал себя выхо