Наступление подходило к концу. Неумолимая и грозная Красная Армия уничтожала и 
сбрасывала в Фриш-гаф последние остатки того, что когда-то было немецкими 
армиями в Белоруссии. Позже я узнал, что через час после того, как я был спасен,
 наступление закончилось: русские войска достигли крайней точки полуострова. 
Окруженная немецкая группировка ликвидирована. Одержана полная победа. Но 
потери с обеих сторон огромные. 

Когда я пришел в себя, было уже светло. Все окутано влажным пронизывающим 
туманом. Завернутый в одеяло, я лежал в телеге на соломе, рядом с тяжело 
раненными советскими солдатами. Каждый толчок сопровождался сильными стонами. 
Нас везли в медсанбат. Дорога была не из легких по этой пустыне, покрытой 
пеплом, среди груд еще дымящихся развалин и догоравших домов. 

Наконец мы достигли медсанбата; первые перевязки, первые уколы - жизнь 
начинается вновь. 

Восемь дней меня продержали в сортировочном госпитале в Хайльсберге, в котором 
находились на излечении тысячи русских солдат. Сестры, доктора и замполит 
всячески заботились обо мне. 

В тот день, когда меня привезли, ко мне обращается сосед по койке, советский 
капитан-пехотинец, и спрашивает: 

- Товарищ летчик, когда и где вас подбили? 

- Над Фриш-гафом, напротив деревни Розенбаум. Я выпрыгнул с парашютом 27 марта 
в девять часов тридцать минут утра. 

Я вижу, как напрягается его лицо. Он что-то припоминает, а потом, сжимая до 
боли мои руки, говорит: 

- Так это тебя я видел прыгнувшим с пылавшего "яка" в то утро, когда моя рота 
атаковала немцев. Я даже подумал про себя: "Ну, вот еще один отлетался". 

Во Фридланде тоже думали, что барон уже отлетался. В полку устроили мне 
трогательную встречу. Штаб дивизии собирался представить меня к награждению 
орденом Ленина. Но для меня было самым важным другое, и я тут же спросил: 

- Ну, как в тот день, каковы были результаты? Мне ответил Марши: 

- Да, сбили четырех. Но Шалль и Монж не вернулись. Гидо и Мерцизен сели на 
"брюхо" в поле, подбитые зенитками. Тяжелый день. Один из самых тяжелых за всю 
войну. В тот вечер, я могу тебя заверить, ни у кого не появилось желания шутить.
 

Конечно, приехал и мой Лохин. Он крепко пожал мне руку и, не говоря ни слова, 
сел на кровать. 

- Ну, Лохин, доволен, что меня видишь? Ты опять остался без самолета. 

Улыбаясь, он ответил мне: 

- Ничего, лейтенант. 

Глава III 

Мы покидаем Фридланд и перебираемся в Бладио - городок, расположенный на берегу 
Фриш-гафа, к югу от Кенигсберга, напротив прибрежных укреплений Пиллау, который 
находится пока в руках немцев. 

Я передвигаюсь с трудом. Без палки ходить невозможно, так как боль в ноге 
причиняет сильные страдания. Я следую за полком в одном из транспортных 
самолетов вместе с нашими механиками и багажом. Теперь заметно ощущается 
нехватка в самолетах и, что особенно печально, в летчиках. 

Аэродром в Бладио расположен на пологом склоне около моря. С командного пункта 
хорошо видны прибрежные укрепления, порт Пиллау и завод в Зиммебюде. 

Вылеты возобновляются немедленно. Мы сопровождаем наступление на Кенигсберг и 
Пиллау. Русские поднимают в воздух всю свою авиацию, имеющуюся у них в этом 
районе. "Катюши" - гроза немецкой армии - участвуют в концерте одновременно с 
артиллерией. 

Но немцы все еще не капитулируют. Нам это кажется глупым. Начиная с 8 апреля мы 
ежедневно подвергаемся артиллерийскому обстрелу. Батареи немцев разместились на 
противоположном берегу, на узкой приморской косе. Нам, видимо, придется все 
перетерпеть во время русской кампании. Командир полка приказывает поспешно 
вырыть траншеи-убежища и подготовить наблюдательный пункт. 

Солдат с биноклем ведет постоянное наблюдение. Он сообщает о начале обстрела.