моторов. Они хотят увлечь нас за собой, чтобы подставить под смертоносный огонь 
своей зенитной артиллерии. Мое положение не из лучших: в головокружительном 
пикировании я очутился ближе всех к земле. С рекордной быстротой я приближаюсь 
к одному из "фокке-вульфов", отчетливо различая черные кресты на крыльях. Ну, 
пора!.. Легкий нажим на педаль управления. Силуэт самолета растет, 
вырисовывается все четче в рамке прицела. И вот уже мои трассирующие пули 
настигают его, отдирая куски металла от корпуса. Сероватый дымок скользит вдоль 
фюзеляжа. Но истребитель продолжает пикировать. Вдруг я вижу, что оказался один 
в небе над аэродромом, всего в нескольким сотнях метрах от моря. Чувствую, как 
зенитная артиллерия концентрирует огонь на моем "яке". Огненные шары 
разнообразных оттенков и багровые полосы окружают меня. Немецкие трассирующие 
пули смешиваются с моими и выписывают в небе причудливые узоры. В наушниках 
слышится знакомое потрескивание. 

- Внимание! Перестроение на высоте 3000. Направление - Хайлигенбайль, - 
сообщает "Финозеро" (позывной командира полка). 

Наше звено рассыпалось, вернее испарилось, и я остался сейчас совсем один во 
враждебном мне небе, на высоте 500 метров от земли, окруженный черными 
облачками разрывов, похожих на барашков с вьющейся шерстью. 

С большим трудом мне удается набрать высоту. Держу курс на восток, чтобы не 
опоздать на соединение с группой в указанном командиром месте. Я иду зигзагами, 
чтобы избавиться от возможного преследования. Налево и выше моего "яка" "на 10 
часов" меня поджидают два "фокке-вульфа". "На 4 часа" пролетают два 
Мессершмитта-109. Я устремляюсь на огромной скорости к земле, закрытой облаками.
 Мне уже кажется, что я сумею выйти невредимым из этой переделки, как вдруг 
яркая вспышка ослепляет меня. Мою машину словно свела судорога. Появился дым. 
Пол кабины точно провалился. Под ногами я вижу море и языки пламени, которые, 
кажется, вот-вот начнут лизать мои сапоги. Понимаю, что меня подбили. Какой-то 
"фокке-вульф", выйдя из облаков надо мной, пристроился в хвост моему "яку" и 
выпустил в упор несколько очередей. Снаряды разорвались в хвосте машины и под 
нею. Это пока все, что я успеваю осознать. 

И пока я пытаюсь более отчетливо представить себе случившееся, вдруг второй 
взрыв потрясает самолет. Мой "як" встает на дыбы! Управление нарушено. Я ни-. 
чего больше не могу сделать. Он сваливается на левое крыло, переворачивается на 
спину и входит в первый виток штопора, который не оставляет никаких шансов на 
спасение. Машина горит. Она падает в море, как пылающая и дымящаяся головня. 

Почти механически, точно в бреду, я открываю фонарь кабины, который сразу же 
срывает воздушным потоком, отстегиваю привязные ремни и нечеловеческим усилием 
поднимаюсь с сиденья. Витки штопора все чаще и чаще, пламя бушует все сильнее и 
сильнее. 'На какое-то мгновение вижу вздымающееся подо мной море. Я закрываю 
глаза, напрягаю мускулы, и меня сразу охватывает чувство покоя и тишины. На 
какое-то мгновение к горлу подступает тошнота, настолько резко я рванул кольцо 
парашюта. И вот я уже болтаюсь в воздухе. Но в каком нелепом положении! Одна 
нога запуталась в стропах парашюта, и я опускаюсь почти вниз головой. 
По-видимому, парашют раскрылся неудачно, и купол надо мной наполовину смят. 
После отчаянных усилий мне удается наконец принять почти нормальное положение. 
Некоторое время я ощущаю на себе сильный леденящий ветер, а потом стремительно 
погружаюсь в серо-зеленый, вязкий, обволакивающий тело мир... Ощущение 
пронизывающего холода, удушья, томительного страха перед небытием! Ни неба, ни 
воздуха. Я задыхаюсь, почти теряю сознание, на глубине шести метров в заливе 
Фриш-гаф, который не более двух недель как освободился ото льда. 

Мозг сверлит мысль: спастись, спастись любой ценой. Взывая к моему доброму 
прошлому - спортивной закалке, я неистово работаю руками и ногами и скоро 
оказываюсь на поверхности воды. Жадно глотаю, воздух. Мне легче. Кошмарный 
круговорот мыслей и воспоминаний постепенно останавливается в моем сознании. 
Теперь прежде всего необходимо избавиться от лямок и строп парашюта, лишнего 
снаряжения и как можно быстрее отплыть от этого огромного белого савана, 
который стесняет мои движения и тянет за собой в морскую пучину. Чувствую 
легкие покалывания в правой ноге. Наверное, несколько мелких осколков застряли 
в ступне. Болит бедро. Во время падения в воду я потерял один сапог, другой 
тащит меня на дно, как тяжелый башмак водолаза. Несмотря на потрясение, мои 
движения становятся все более осмысленными. Я понимаю, что купол моего парашюта,
 плавающий на поверхности залива, представляет отличную мишень для немцев. 
Кое-как я делаю первые взмахи, чтобы отплыть в сторону, а в это время в небе 
продолжают кружиться "мессеры". Они посылают в меня несколько пулеметных 
очередей. Впрочем, мы поступаем точно так же. Ничего не скажешь. Это - война. 

В двух - трех километрах от меня отчетливо вырисовывается берег. Он еще в руках 
немцев, которые метр за метром продолжают отступать под мощным натиском русских 
войск. Но, тем не менее, я плыву к берегу, стараясь координировать свои 
движения, придать им спокойный размеренный ритм и продолжая всматриваться в 
очертания Земландского полуострова. 

Я плыву медленно, экономя силы. Оглядываюсь и вскоре замечаю в 100 метрах 
справа от меня какой-то темный предмет, плавающий на поверхности. Медленно,