|
сделал. На его место я временно взял Бобби Эрскина (теперь он полный генерал
сэр Джордж Эрскин), [161] бывшего начальником штаба у Лиза в 30-м корпусе, и он
исполнял обязанности де Гингана, пока тот не вернулся.
У меня гостил Дункан Сэндис, зять премьер-министра, и, возвратясь в Каир, он
прислал нам к Рождеству бутылку портвейна. Джон Постон, мой адъютант, велел
дежурному по столовой подогреть бутылку перед тем, как подать ее на стол.
Дежурный переусердствовал и вскипятил портвейн; из бутылки шел пар, когда он
поставил ее передо мной к рождественскому ужину!
Вскоре после этого я услышал об одном случае, который часто вспоминаю. Он
произошел в рождественскую ночь в сержантской столовой одного подразделения.
Произносились тосты. Несколько молодых сержантов полагали, что мы скоро будем в
Триполи, и пили за этот день и окончание наших трудов. Многим, несшим службу в
пустыне, Триполи представлялся концом пути; взяв его, мы выполним свою часть
дела, и можно будет расслабиться. Один старый, испытанный в боях старшина,
участник многих сражений, понаблюдал за их весельем, а потом встал, чтобы
произнести речь. Старшина пользовался большим уважением, и, когда он поднялся,
все притихли. Говорил он очень спокойно, описал, что было достигнуто и что еще
предстояло сделать. Закончил он такими словами:
— Кое-кто из вас думает, что со взятием Триполи нашим трудам придет конец. Нет.
Мы пошли воевать в тридцать девятом году, чтобы победить Гитлера и все, что с
ним связано. Впереди еще долгая борьба; когда изгоним войска Оси из Африки, мы
должны будем перенести войну в Европу и наконец в Германию. Только разбив
немцев в Европе, мы сможем вернуться к нашим семьям достойными солдатами.
Напомню, что 1-я армия (Андерсон) высадилась в Алжире 8 ноября и продвигалась с
боями к Бизерте и Тунису.
Взяв их, она должна была двинуться на Триполи. В высших сферах много думали о
том, какая армия окажется там раньше: 1-я или 8-я. Мысль о том, что Триполи
возьмем не мы, приводила в ярость офицеров и солдат 8-й армии. Три года перед
ними стояла эта цель, и на сей раз они твердо были намерены не оплошать. [162]
В сочельник, 24 декабря 1942 года, я сделал в дневнике такую запись:
«Итак, первый этап этой замечательной кампании завершается. Мы вытеснили
противника из Египта, из Киренаики, за границу Триполитании. Следующий этап
может оказаться самым трудным. Военная обстановка в Африке теперь не такая
четкая, как в октябре и ноябре; мы уже в Триполитании, за 1200 миль от
исходного пункта. Наши боевые действия и боевые действия в Тунисе приближаются
друг к другу и требуют координации. Начинают примешиваться личные интересы. Нам
нужно все очень четко продумать; нужно четко определить цель и неуклонно к ней
идти; пускаться в авантюры, которые не помогают ее достигнуть, нельзя. Нам
очень нужно объединенное командование; вести операции на театре боевых действий
с комитетом невозможно. Лично я считаю, что самый быстрый путь овладеть Триполи
— это наступать на него 8-й армии с приданной ей авиацией, и нужно сделать все
необходимое для этого».
Операции 1-й армии, вне всякого сомнения, облегчали нам задачу.
Однако неослабное продвижение вперед 8-й армии в конце концов спасло 1-ю от
серьезной катастрофы.
Вскоре после Рождества я получил от солдата 8-й армии нижеследующее письмо.
Написанное рядовым, оно меня очень обрадовало.
«S-13056697, рядовой Д. Глейстер, 1-й отдел штаба тыла 8-й армии 23 декабря
1942 года Генералу сэру Бернарду Л. Монтгомери, кавалеру орденов Бани и «За
боевые заслуги», командующему 8-й армией. Сэр, может быть, рядовому солдату
писать личное письмо командующему армией очень необычно, хотя уставом это не
запрещено. Но письмо это, в сущности, не личное — оно написано от [163] имени
тысяч солдат 8-й армии. К 21 октября я прослужил два с половиной года, особо ни
о чем не задумываясь. Я считал, что успехи армии зависят главным образом от
офицеров, а от рядовых многого не ожидается. Но 21 октября помощник начальника
квартирмейстерского отдела неофициально собрал нас и прочел Ваше обращение к
нам. Наверняка подобного обращения с доверием к солдатам и уверенностью в них
еще никогда не зачитывали войскам. Это обращение установило некую связь, и
впервые за время службы я ощутил, что являюсь частицей некоего целого —
действующей армии, выполняющей свою задачу, настолько трудную, что даже моя
работа писаря занимает определенное место в огромном плане. Из разговоров с
солдатами в этом и других подразделениях я знаю, что Ваше обращение — человека
к людям — возымело огромное воздействие на их дух. Своим человеческим, личным
обращением Вы добились гораздо большего, чем каким-либо приказом по войскам. От
себя лично благодарю Вас, сэр, за это новое чувство. Вы внушили нам гордость за
принадлежность к 8-й армии. А теперь Вы прислали нам рождественское обращение,
которое своей доброжелательностью и упоминанием о доме должно дойти до сердца
каждого из нас. Поскольку обстоятельства не позволяют высказаться армии в целом,
я вновь от имени тысяч солдат, находящихся здесь, в Ливии, — от имени всего
этого громадного братства — искренне благодарю Вас. В заключение позвольте
пожелать Вам счастливого Рождества и блестящих успехов в 1943 году. Да
|
|