прибыл в пустыню 13 августа генерал-лейтенантом. Меня повысили в звании за 
«выдающиеся боевые заслуги» после сражения под Аламейном и наградили орденом 
Бани. 

Когда наши легкие войска продвигались вперед южнее Бенгази, произошел 
любопытный случай. Я ехал следом за передними бронемашинами, проводившими 
рекогносцировку; со мной было небольшое сопровождение. Мы опередили истребители,
 прикрывавшие нас сверху, и время от времени самолеты противника обстреливали 
дорогу на бреющем полете; место было небезопасное, и, пожалуй, мне там 
находиться не следовало. 

Неожиданно я увидел догонявший нас грузовик, везший большую лодку; рядом с 
водителем сидел старшина ВМС, в лодке — несколько матросов. 

Я остановил грузовик и обратился к старшине: 

— Почему вы здесь? Понимаете, что находитесь среди передовых подразделений 8-й 
армии, что вы со своей лодкой возглавляете продвижение вперед? В настоящее 
время это очень опасная местность, а вы безоружны. Немедленно развернитесь и 
поезжайте обратно. 

Старшина очень расстроился. Он получил приказ устроить «заправочный пункт» 
возле небольшой бухточки значительно севернее Мерса-Брега; небольшое судно 
должно было доставлять к этому пункту горючее, чтобы передние полки бронемашин 
могли заправляться; это был самый простой способ обеспечивать их маслом и 
топливом. Старшина объяснил это мне, умоляюще глядя, будто спаниель, просящийся 
на охоту за кроликами. 

Потом он сказал: 

— Не отправляйте меня обратно, сэр. Если бронемашины не получат горючего, они 
будут вынуждены остановиться, и вы упустите немцев. Можно я поеду дальше с 
вами? Тогда я буду в полной безопасности. 

Этот старшина наверняка изучал психологию! Надо сказать, я ничего не знал об 
этих маленьких заправочных пунктах для бронемашин; этот превосходный план 
составили в штабе. Я взял моряков с собой и сопроводил до нужной бухты, где 
первый и заправился [157] у них горючим. Этого старшину я вспоминал часто; он 
работал в торговом флоте и состоял в дополнительном добровольном резерве ВМС; 
этот человек обладал высочайшим чувством долга, и Британия ни в коем случае не 
будет проигрывать войны, пока военно-морской флот может располагать такими 
людьми. 
Сражение у Агейлы: 13–17 декабря 1942 года

С приближением к агейлскому плацдарму я ощутил у солдат 8-й армии некоторое 
беспокойство. Многие уже побывали там дважды, и оба раза Роммель, подготовясь, 
выступал на открытую местность и отбрасывал их назад. Поэтому я решил, что этим 
плацдармом нужно овладеть быстро; от долгого промедления боевой дух мог упасть. 
Атаковать этот плацдарм было трудно. 

Я принял решение применить блеф и маневр и взбудоражить Роммеля до такой 
степени, чтобы он решил, что потеряет все свои войска, если примет бой. Ему 
придется беспокоиться о моральном состоянии своих солдат; после поражения под 
Аламейном они прошли в непрерывном отступлении больше тысячи миль; их вытесняли 
со всех рубежей, на которых они пытались закрепиться; их постоянно 
расстреливали с воздуха. Все это должно было снизить боевой дух войск Роммеля, 
настроить их на оборону, подумывать о рубежах, к которым можно отойти — как 
некогда обстояло дело с 8-й армией. 

Учитывая сильную пересеченность местности на юге и трудность лобовой атаки, 
было явно предпочтительнее маневром заставить Роммеля оставить агейлский 
плацдарм и потом атаковать его на более ровной местности на западе; учитывая 
возможное падение боевого духа его войск, я считал, что это удастся, если 
действовать без промедления. 

В первый эшелон на место 10-го корпуса выдвинулся 30-й; в последнюю неделю 
ноября я вместе с Лизом произвел рекогносцировку и отдал ему приказы, оставив 
все детали на его усмотрение. Главной задачей было продвижение Фрейберга с его 
новозеландцами мимо южного фланга противника к позиции севернее Марады и 
действия оттуда против арьергарда Роммеля; [158] одновременно с этим должна 
была начаться лобовая атака 51-й (шотландской) дивизии и 7-й бронетанковой. 
Начало операции я назначил на 15 декабря. Этот план представлен на схеме. Потом 
я решил вылететь в Каир для обсуждения с Александером дальнейших планов; кроме 
того, мне хотелось пополнить гардероб и привести себя в порядок после почти 
четырехмесячного пребывания в пустыне. В Каире я замечательно провел субботу и 
воскресенье, остановясь в британском посольстве. До прилета в Каир я понятия не 
имел, что неожиданно стал в некотором роде «знаменитостью»; мое появление на 
воскресной вечерней службе в соборе Святого Георгия, где я читал отрывки из 
Библии, вызвало немалое возбуждение. Я с удивлением обнаружил себя знаменитым, 
и было бы нелепо отрицать, что это было весьма приятно.