корпуса (Лиз) на северном фланге. Я планировал пробить два коридора сквозь 
минные поля и оборонительные рубежи противника. 10-му корпусу (Ламсден) 
надлежало пройти по этим коридорам и, выйдя в тыл немецкой армии, перерезать 
пути [127] снабжения. Бронетехнике Роммеля пришлось бы атаковать, и я надеялся, 
что при этом она будет уничтожена. Коридор пришлось бы пробивать через линию 
обороны, глубина которой, с учетом минных полей, составляла пять миль. 

На юге 13-му корпусу (Хоррокс) поручалось прорывать оборону противника в тесном 
контакте с 7-й бронетанковой дивизией, с тем чтобы не дать противнику снять 
свою бронетехнику с этого направления и таким образом облегчить 10-му корпусу 
выход на оперативный простор на севере. 

13-й корпус не должен был понести тяжелых потерь, а 7-я бронетанковая дивизия 
сохранила бы большую часть своих танков и смогла бы участвовать в мобильных 
операциях после прорыва вражеской обороны. Как еще будет отмечено, мой план 
отличался от традиционной тактики войны в пустыне, когда главное наступление 
организовывалось на южном фланге или том, что находился в глубине материка, с 
последующим разворотом прорвавшейся группировки и выходом к морю. Я исходил из 
того, что при атаке на южном фланге войскам остается только одно направление 
движения — на север. Тот факт, что именно эта тактика выбиралась всеми 
предыдущими командующими, убедил меня в необходимости найти другой вариант. Я 
планировал нанести удар не на левом, не на правом флангах, а чуть правее центра.
 В этом случае после прорыва я мог направить войска как вправо, так и влево, в 
зависимости от складывающейся ситуации. Это решение не вызвало энтузиазма в 
штабе ближневосточной группировки, и на моего начальника штаба оказывалось 
немалое давление с тем, чтобы он переубедил меня. Александер в этом споре не 
участвовал. Он понимал смысл моих предложений и полностью их поддерживал. 

Я внимательно наблюдал за боевой подготовкой войск, и мне становилось все 
очевиднее, что 8-я армия не обучена воевать. Собственно, на обучении никто 
никогда и не настаивал. Большинство командиров продвигались по служебной 
лестнице благодаря личным заслугам или потому, что более подходящих просто не 
было. Многие из них уже занимали должности, которым не соответствовали, и лишь 
единицы могли обучать подчиненных. К концу сентября у меня возникли серьезные 
сомнения [128] в том, что эти войска способны решить поставленную задачу. План 
я предлагал простой, но, возможно, слишком честолюбивый. Мне стало понятно, что,
 если я не проявлю предусмотрительности, дивизии и другие части получат задачи, 
которые не смогут выполнить в силу своей необученности. С момента своего 
формирования 8-я армия потеряла убитыми и ранеными 80 000 человек, а на 
подготовку пополнения выделялось слишком мало времени. 

Осознав это, я принял быстрое решение. 6 октября, когда до начала сражения 
оставалось чуть больше двух недель, я изменил план операции. Мой первоначальный 
план основывался на уничтожении бронетанковых соединений Роммеля; 
предполагалось, что оставшуюся часть его армии можно будет взять голыми руками. 
План этот лежал в русле общепринятой в то время военной стратегии. Я решил 
действовать в обратном порядке, радикально изменив концепцию сражения. 
Модифицированным планом предлагалось сдерживать танки противника и параллельно 
методично уничтожать его пехотные дивизии, которые, собственно, и держали 
оборонительные рубежи. После того как пехота будет «раздавлена», выходом наших 
войск во фланги и тыл бронетехника противника будет отрезана от баз снабжения. 
Эти операции можно было организовать, опираясь на ряд надежных баз, и их 
реализация не выходила за пределы возможностей 8-й армии. Я, разумеется, не 
рассчитывал, что танки противника будут бездействовать, наблюдая на разгромом 
пехотных дивизий: наверняка не обошлось бы без мощных контратак. Но меня этот 
вариант как раз и устраивал, поскольку лучший способ уничтожить танки 
противника — заставить их атаковать хорошо укрепленные позиции. Я намеревался 
расположить свои танки вне зоны активных боевых действий по уничтожению пехоты 
противника. Тем самым я обращал наличие минных полей противника в свою пользу, 
поскольку они препятствовали движению танков. Оставалось только закрыть своей 
закопанной в землю бронетехникой проходы в минных полях, и тогда танки Роммеля 
не смогли бы помешать уничтожению его пехоты. Успех всей операции зависел 
главным образом от того, сумеет ли 30-й корпус пробить коридоры в 
оборонительных порядках противника и обеспечить тем самым [129] выход 
бронетанковых дивизий 10-го корпуса на оперативный простор. Я не сомневался: 
если удастся без особой задержки провести через созданные коридоры бронетехнику,
 сражение будет выиграно. Сможем ли мы это сделать? Чтобы гарантировать успех, 
я намеревался бросить в коридоры бронированные дивизии 10-го корпуса 
непосредственно на плечах пехотных дивизий 30-го корпуса, до того как знал бы 
наверняка, что коридоры свободны. Более того, я приказал: если через день после 
начала наступления, 24 октября, коридоры не будут свободны, бронетанковым 
дивизиям придется самим пробиваться за западную границу минных полей. Этот 
приказ не вызвал энтузиазма в танковых частях, но я собирался проследить, чтобы 
он был в точности выполнен. 

Ниже будет показано, как из-за нерешительности некоторых старших командиров в 
выполнении этого приказа мы едва не проиграли сражение. 

В главе восьмой я упоминал о майоре Уильямсе из разведотдела, который поразил 
меня своими исключительными способностями. Все, кто прослужил со мной до конца