занимали австралийцы. Позднее, как читателям, возможно, известно, я сменил 
шляпу на черный берет, опять же прежде всего из практических соображений. 

А две кокарды на берете появились в общем-то случайно, но я быстро отметил их 
функциональную значимость, и шутка [119] танкистов одного из бронетанковых 
полков, которые вручили мне этот берет, превратилась в отличие, по которому 
меня узнавали в пустыне. Я вскоре понял, что прибытие на тот или иной участок 
фронта двухкокардового берета подстегивало солдат и офицеров: они знали, что я 
здесь, что я лично интересуюсь их делами, что не сижу в глубоком тылу, издавая 
приказы. Берет оказался куда эффективнее любого парадного мундира. Он стал, 
если хотите, моим фирменным знаком. И к тому же в нем было очень удобно. 

Вновь отмечу, что сражение у Алам-Хальфы стало свидетельством отказа от прежней 
доктрины, согласно которой любое наступление Роммеля мы встречали контратакой 
своих танков. Имея недостаточно подготовленный личный состав и вооружение 
невысокого уровня, следовало выбирать и соответствующую тактику. Я отказался от 
соблазна сразу же развить наш успех, потому что такие поспешные действия шли 
вразрез с моими долговременными планами. 

И наконец, следует отметить, что успешная битва, прошедшая именно так, как и 
предрекало высшее командование, вызывает подъем боевого духа. Как я и обещал, 
мы победили с минимальными потерями. В данном случае подъем боевого духа имел 
огромное значение. За мои несколько дней пребывания в пустыне мы избавились от 
неопределенности, осуществляя жесткое руководство из штаба армии и объявив о 
реорганизации, которая приведет к победе в войне в пустыне. Все это, конечно же,
 вызвало у личного состава чувство облегчения. Однако сомнения все равно 
оставались: выглядит все неплохо, звучит неплохо, но даст ли результат? Было, 
конечно, огромное желание приложить все силы, чтобы результат был, с каждым 
новым днем росла уверенность в успехе. Но именно Алам-Хальфа заставила армию 
поверить в мои методы, если хотите, мои пророчества, заложила прочный фундамент 
победы в Аламейне. 

В общем, в сражении у Алам-Хальфы я достиг всего, чего хотел. Помимо 
восстановления боевого духа, 8-я армия прошла первое серьезное испытание при 
новом командующем. Командиры, штабы, войска, начиная с меня и заканчивая 
последним солдатом, сработали как единое целое и в тесном взаимодействии с 
военно-воздушными силами добились успеха. [120] 

Когда сражение закончилось, в письме одному из моих друзей, оставшихся в Англии,
 я написал следующее: «Моя первая встреча с Роммелем ожидалась с интересом. К 
счастью, я успел восстановить порядок и подготовить план действий, так что 
разобраться с ним труда не составило. Я чувствую, что мы выиграли партию, в 
которой он сделал первый ход. В следующей партии первым придется ходить мне, 
при счете один — ноль в мою пользу». 

Мы возобновили подготовку к битве при Аламейне, но некоторые вопросы 
потребовали незамедлительного решения, и пришлось, не откладывая, заняться ими. 


При подготовке 8-й армии к грядущим сражениям я решил сосредоточиться на трех 
ключевых моментах: лидерстве, оснащении и подготовке. Во всем ощущался дефицит. 
Ситуация с оснащением находилась под контролем. Я знал — Александер проследит, 
чтобы мы получили все необходимое. Подготовке личного состава уделялось самое 
пристальное внимание. Я очень быстро понял: хотя в 8-й армии служат отличные 
парни, их подготовка оставляет желать лучшего. Сражались они много, учились 
воевать мало. Мы только что одержали серьезную победу, до добились ее в 
позиционном сражении. Я не мог бросить войска в полномасштабное наступление без 
серьезной боевой подготовки. Я помню, какой испытал шок, когда, посетив одну из 
частей, спросил ее командира, учит ли он своих людей ведению боевых действий и 
как это делается. Командир без запинки ответил, что возложил эту задачу на 
своего заместителя. Позже я подошел к этому заместителю и сказал: «Как я 
понимаю, вы отвечаете за обучение офицеров вашей части. Расскажите мне, как 
проводятся занятия». Он ответил, что он никаких занятий не проводил, это дело 
командира части. Я тут же приказал найти этой части нового командира, поскольку 
никакая подготовка офицерского состава не велась. 

В высших эшелонах командования мне хотелось иметь трех первоклассных командиров 
корпусов. В 13-м корпусе такой командир у меня был, Хоррокс, который оправдал 
возлагаемые на него надежды в битве у Алам-Хальфы. Я решил снять Рамсдена с 
30-го корпуса и попросил прислать генерал-майора сэра Оливера Лиза, который 
тогда возглавлял гвардейскую бронетанковую [121] дивизию, расквартированную в 
Англии. Он тут же прилетел, и я ни разу не разочаровался в своем выборе: Лиз 
прекрасно проявил себя и в Аламейне, и в тунисской кампании, и на Сицилии. 
После длительных консультаций с Александером я согласился отдать 10-й корпус, 
мои элитные части, сформированные по подобию Бронетанковой армии Роммеля, в 
руки Ламсдена. Ранее он командовал 1-й бронетанковой дивизией, сражавшейся в 
пустыне, и на Ближнем Востоке о нем отзывались очень высоко. Я плохо его знал, 
а потому не мог относиться к нему с полным доверием, однако прислушался к 
совету других. Я уже перетащил из Англии двух новых командующих корпусами и не 
хотел, чтобы 8-я армия думала, что ни один из ее старших офицеров не достоин