которую я унаследовал, над столом натянули противомоскитную сетку, но она не 
защищала от солнца, а выгнать мух, каким-то образом попавших под нее, не 
представлялось возможным. Я спросил, где находится штаб военно-воздушных сил, и 
мне ответили, что он в глубоком тылу, на морском побережье, неподалеку от 
города Бург-эль-Араб. Армия и ВВС, похоже, участвовали в двух отдельных битвах, 
не наладив тесных личных контактов, которые имели первостепенное значение. В 
общем, в штабе армии царила тягостная и мрачная атмосфера. 

Меня встретил генерал-лейтенант Рамсден, исполняющий обязанности командующего 
армией. Я знал его еще с тех времен, когда он командовал Гэмпширским полком в 
моей 8-й дивизии, расквартированной в Палестине в 1938–1939 годах. Тогда он 
зарекомендовал себя отличным командиром, но в последующие годы я с ним ни разу 
не виделся. Он доложил мне обстановку. Я задал встречные вопросы относительно 
планов отхода в случае наступления Роммеля. Какие-то планы существовали, но уж 
очень неопределенные. Во всей цепочке командования чувствовалась неуверенность, 
постоянный контакт со штабом действующей в пустыне военной авиации не 
поддерживался. 

Стало ясно: командование не контролирует ситуацию, что грозит опасными 
последствиями. Я решил действовать немедленно, хотя мне и приказали ничего не 
предпринимать до 15 августа, дня, когда генерал Окинлек намеревался передать 
мне 8-ю армию, а я приехал в штаб 13 августа. Я знал, что консультироваться со 
штабом ближневосточной группировки бесполезно, а потому взял всю 
ответственность на себя. Сказал генералу Рамсдену, что он должен 
незамедлительно возвращаться в свой корпус. Он удивился, потому что ранее его 
назначили исполняющим обязанности командующего армией, но уехал. Потом я 
прервался на обед, в компании мух и под палящим солнцем. Во время обеда я о 
многом передумал, а после него отправил телеграмму в штаб ближневосточной 
группировки, в которой сообщил, что с двух часов пополудни 13 августа беру на 
себя командование 8-й армией. Тем самым я нарушал указание вышестоящего [105] 
командира, но пути назад не было. Отправив телеграмму, я первым делом отменил 
все приказы об отступлении. 

И издал новый, в котором указал, что в случае атаки противника отступления не 
будет: мы будем сражаться на тех позициях, которые занимаем, и, если не удержим 
их живыми, останемся на них мертвыми. Я помнил выбитую в камне надпись, которую 
видел в Греции, когда побывал там вместе с супругой в 1933 году. Ее сделали 
греки в Фермопилах, чтобы почтить память тех, кто погиб там более 2000 лет тому 
назад. Перевод этой надписи широко известен: 
Путник, пойди возвести спартанцам, 
Что здесь, не отступив от их заветов, мы полегли.

Мы, если бы возникла такая необходимость, собирались поступить так же. 

Я подумал, что на текущий момент сделал все, что мог, и следующий мой шаг — 
знакомство с территорией и подчиненными командирами. После чего быстро покинул 
штаб армии на случай, если Каир попытается воспрепятствовать моему самовольному 
захвату поста командующего 8-й армией. Но перед отъездом я велел де Гингану 
собрать личный состав штаба в шесть вечера, чтобы я мог со всеми поговорить. Я 
уже встретился с Рамстедом, который командовал 30-м корпусом, занимающим 
позиции на северном фланге, и теперь поехал на южный фланг, в штаб 13-го 
корпуса, чтобы встретиться с его командующим, генералом Фрейбергом. Ранее он 
командовал новозеландской дивизией, но после гибели Готта возглавил весь 13-й 
корпус. 

В штаб 13-го корпуса я ехал на заднем сиденье автомобиля и по пути изучал карту.
 Впереди, рядом с водителем, сидел офицер из штаба армии, чья задача состояла в 
том, чтобы довезти меня до штаба 13-го корпуса. В какой-то момент автомобиль 
остановился, и я спросил моего проводника, знает ли он, где мы находимся. Он 
ответил, что нет: мы заблудились. 

Я обратил внимание, что мы находимся на участке пустыни, огороженном колючей 
проволокой. Спросил, что это означает, и он ответил, что мы заехали на минное 
поле. Мне это совершенно не понравилось, и я велел водителю задним ходом 
возвращаться [106] по нашим следам. К тому времени, когда мы выехали с минного 
поля, мой проводник сориентировался, и мы уже без проблем добрались до штаба 
13-го корпуса. 

У меня состоялся продуктивный разговор сначала с Фрейбергом, а потом и с 
Моршедом, командиром 9-й австралийской дивизии. Они были прекрасными офицерами, 
и я говорю это не только потому, что они полностью одобрили изложенные мною 
идеи. 

Я вернулся в штаб армии довольно поздно и увидел, что личный состав меня ждет. 
Де Гинган собрал их в нескольких ярдах от фургона, который стал моим офисом. 
Часы показывали половину седьмого, и в вечерней прохладе я обратился к моему 
новому штабу. 

Я представился и сказал, что хотел увидеть их всех и объяснить сложившуюся 
ситуацию. Сказал, что некоторые приказы уже отданы, о чем им, само собой,