действий в Италии. Убитых было еще больше: 56 офицеров и 851 рядовой. По всем 
категориям потери канадцев составили 3369 человек».

Из этого числа почти две тысячи пришлось на пленных. В первоначальный план были 
внесены некоторые изменения. Наиболее существенными были: первое — воздушный 
десант заменили морской пехотой (коммандос); второе — отменили предварительную 
бомбардировку оборонительных укреплений с воздуха. Я не согласился бы ни с 
одним из этих изменений. Отряды коммандос, если уж их использовать, то по-моему 
как дополнение к воздушному десанту, а не вместо него. А бомбардировка немецкой 
обороны перед самой высадкой десанта на берег (что и было сделано в Нормандии в 
1944 году) в значительной степени деморализовала бы противника. 

Мне кажется, что в рейде на Дьеп было слишком много начальников, каждый отдавал 
приказы и не было одного оперативного командира, который полностью отвечал бы 
за ее проведение от начала и до конца, в сущности не имелось командующего всеми 
экспедиционными силами. Вне всякого сомнения, полученные уроки сослужили 
немалую службу при подготовке к высадке в Нормандии 6 июля 1944 года. Но цену 
за эти уроки, убитыми и пленными, мы заплатили высокую. Я думаю, мы смогли бы 
получить [78] необходимую информацию, опыт, не потеряв так много отважных 
канадских солдат и офицеров. 

В начале августа 1942 года в Шотландии намечалось проводить широкомасштабные 
учения, и генерал Пейджет, тогда командующий армией метрополии, пригласил меня 
поехать туда вместе с ним и понаблюдать за ними. Я обрадовался возможности 
увидеть, как готовятся другие войска, и поехал на север вместе с Пейджетом на 
«Рапире», спецпоезде командующего (в 1944 году «Рапира» стала моим спецпоездом).
 Но остаться на учениях до конца мне не удалось. События начали развиваться с 
калейдоскопической быстротой. На второй день мне позвонили из военного 
министерства и приказали немедленно возвращаться в Лондон, чтобы принять у 
генерала Александера 1-ю армию и под началом генерала Эйзенхауэра готовить 
войска к высадке в Северной Африке, намеченной на ноябрь 1942 года. Мне также 
сообщили, что Александер уже отбыл в Египет командовать войсками на Ближнем 
Востоке, а подробности предстояло узнать у бригадного генерала, который 
встретит меня в Лондоне. Я тут же вернулся в Лондон, встретился с бригадным 
генералом, который не произвел на меня впечатления, и направился в военное 
министерство. Там со мной поделились еще кое-какими подробностями и сказали, 
что прежде всего я должен убедить Эйзенхауэра составить план операции. Время 
шло, а комитет начальников штабов не мог заставить Эйзенхауэра представить им 
этот план. Мне все это не очень понравилось: до большой операции оставалось три 
месяца, а ее план еще не подготовлен. С Эйзенхауэром я был почти не знаком, 
имел дело с очень немногими американскими солдатами и не представлял, как 
Эйзенхауэр воспримет мои методы. Приближался критический этап всей войны, 
предстояло свершиться великим событиям. Я не сомневался, что смогу успешно 
провести и эту, и любую другую операцию при условии, что мне позволят 
воспользоваться идеями и методами, которые стали моим военным кредо и, по моему 
глубокому убеждению, могли принести победу в борьбе с немцами. Я вернулся в мою 
штаб-квартиру в Рейгейте, надеясь, что все будет хорошо. Как бы там ни было, я 
провел в Англии два года, пришла пора двигаться дальше. 

Наутро (8 августа), в семь часов, когда я брился, позвонили из военного 
министерства и сообщили, что приказ о моем назначении [79] командующим 1-й 
армией и участии в операции «Факел» отменен: я должен немедленно готовиться к 
отлету в Египет, чтобы принять командование находящейся в пустыне 8-й армией. 

Александер уже находился в Египте, и мне предстояло служить под его началом. 
Тем же утром, чуть позднее, мне сказали, что командиром 8-й армии назначили 
Готта, но он был убит, и мне предстоит занять его место. 

Вот так, вместо высадки в Северной Африке под руководством практически 
незнакомого мне командующего, я попал под начало командующего, которого 
прекрасно знал, и возглавил армию, сражающуюся с немецкими и итальянскими 
частями, которыми командовал Роммель. О его успехах ходили легенды, и меня это 
только подзадоривало. Я чувствовал в себе силы выполнить задачи, которые 
ставились передо мной, и победить Роммеля. 

Конечно, я никогда не воевал в пустыне, и мне в подчинение попадали очень 
опытные генералы, которые воевали там долгое время. Однако Роммель, похоже, 
постоянно брал над ними верх, и мне хотелось нанести ему поражение. 

Особенно меня порадовало, что моим главнокомандующим будет Александер. Я знал, 
что с ним мы всегда найдем общий язык. 

Так что к отъезду в Африку я готовился с легким сердцем и уверенностью в себе. 
Тревожился я только за моего сына Дэвида. Когда он родился, я записал его в 
Харроу, школу, где учился мой отец. Но когда в 1942 году пришла пора отправлять 
его в частную школу, я изменил свое решение. Харроу находился слишком близко от 
Лондона, и мальчикам часто приходилось ночевать в бомбоубежище. Поэтому я 
послал его в Винчестер. Мои друзья предлагали отправить его в Канаду, с их 
сыновьями, но я отклонил их приглашение. Мне хотелось, чтобы он оставался в 
Англии. В те дни он поехал к друзьям на летние каникулы. Решение я принял очень